Иллюминаторы были задраены, яркий электрический свет давала лампа, ввинченная в плафон у потолка.
Все было знакомым. Букрееву приходилось ходить на таких кораблях. Но сегодня все было неприветливо.
Сняв фуражку, Букреев зачесал назад свои черные поредевшие волосы, посмотрел на часы. Прошло всего двадцать минут после начала похода. Поговорив с пришедшим к нему Горбанем, Букреев отпустил его и прилег на койку, подложив руки под голову. Он заснул.
Проснувшись, почувствовал присутствие в каюте другого человека. Это был Курасов, решивший с ним позавтракать.
Курасов держался сейчас предупредительно-вежливо. Завтрак, принесенный расторопным вестовым, состоял из кислой, плохо прожаренной вместе с колбасой и салом капусты да мутного теплого чая.
– Камбузов и коков на нашем корабле нет, – сказал Курасов, – приспособили какую-то дырку, крутится там один краснофлотец в порядке очереди вокруг примуса и калечит продукты. И на том спасибо. У нас дело грязное. Но все же я рад, что приходится воевать на малых кораблях, то ли на охране коммуникаций, то ли в десантах.
Курасов хмурился и, избегая взглядов Букреева, рассказал о том, как он «скучал» на Каспии, как его оттуда переправили вместе с кораблем сухим путем, как он сразу же напал на «золотую жилу», назначенный в боевой краснознаменный дивизион Героя Советского Союза Звенягина.
Курасов был образованным человеком. Он говорил Букрееву о тактике Нельсона, о Макарове, о Павлове; знал художественную литературу, изучал английский язык и, кажется, потихоньку вел дневник. Он сетовал на то, что подчас забывают погибших и, рассказывая о своем однокашнике и друге, убитом в недавнем бою в проливе, мечтал назвать его именем хотя бы какую-нибудь улицу.
Дребезжащий, продолжительный звонок прервал их беседу. Курасов, торопливо надев пальто и зюйдвестку, вышел. Моторы заработали сильней. Мимо стекол иллюминаторов пронеслись зеленые кипящие струи. Через пятнадцать минут тревога окончилась. Горбань сообщил, что невдалеке прошли немецкие самолеты.
Букреев поднялся на палубу. Под солнцем, выглядывающим из-за туч, светились отполированные детали орудий и пулеметов. Вдалеке ломаными курсами шли «морские охотники».
Ветер, дувший от скалистых белых берегов, зачерненных поверху кустарниками, гнал по морю барашки. Иногда ветер срывал с поверхности моря облачка, прилетавшие на палубу мельчайшими брызгами. Шалунов весело отряхивался и смеялся, поворачивая лицо навстречу ветру и брызгам.
– Море-то, а? Чудесное море! – восклицал он восхищенно. – Я, знаете ли, в море становлюсь во сто раз здоровее, право слово. В любую штормягу дыхание свободней. Тут, братцы вы мои, пыль – минус, газы – минус.
Появились дельфины. Их черные тела, изогнутые, как запятые, всплывали и исчезали. Стая кувыркалась впереди буксира, тянувшего танконосец и понтоны, и приближалась к ним. При той быстроте, с какой передвигаются дельфины, их растопыренные плавники кажутся рогами, что и послужило, очевидно, причиной называть их иногда не только морскими свиньями, но и морскими чертями.
Треск выстрелов раздался почти над головой Букреева. Стрелял из пистолета Kypacoв. Потом краснофлотец принес винтовку. Курасов вскинул ее, вскрыл пачку патронов, в разрезе затвора мелькнуло золото гильз. Корабль пошел наперерез стае, видимо, понявшей опасность и повернувшей снова к транспортам. Курасов стрелял теперь из винтовки. Работа моторов заглушала выстрелы. Пули тюльпанчиками вспыхивали на воде. Дельфины пересекли кильватерную струю танконосца, и вскоре их черные выгнутые спины еле-еле различались в волнах.
– Прошлый раз мы устроили охоту, – сказал Курасов, опуская винтовку. – Набили их штук двенадцать. А сейчас нельзя задерживаться. И так тащимся еле-еле.
Манжула и Горбань сидели с группой матросов «тридцатки» на корме возле глубинных бомб, расположенных на специальных рельсах-салазках. Моряки смеялись, слушая Горбаня, который в конце концов вскочил на ноги и прошелся по кругу, ловко отбивая чечетку. Шалунов тронул Букреева за рукав шинели, указал глазами.
– Ребята ваши занимаются проработкой инструкции по десанту, товарищ капитан, а?
– Вероятно, – с улыбкой сказал Букреев. – Кстати, расскажите мне, вам приходилось подходить к берегу во время высадки десанта на вашем корабле?
– Так и подходили.
– Осадка все же большая.
– Смотря где. На Новороссийск было самый раз, а вот у Соленого озера сыпали ребяток прямо в воду. Лучше всего, конечно, на мотоботе, на «лапте». Рекомендую. Только, если переход велик, буксировать, а у берега пускать мотоботы своим ходом… Хотя заранее не угадаешь, что лучше, что хуже. Раз на раз не приходится. Дело само подскажет. Лучше я вам посплетничаю, как вы Курасова подсидели.
– Я подсидел Курасова?
– Классически подсидели. – Шалунов блеснул своим влажным красным глазом и добродушно рассмеялся. – Ведь Курасов в каюте цветы вез.
– Какие цветы?
– Полную каюту из Батуми. Цветы разные, я их названий не знаю… Невесте везет цветы, сам пресную воду меняет.
– Какой невесте?