– Он очень просил меня. Он не хотел оставить свою любимую в одиночестве. И я сжалился, – колдун говорил с трудом, но вполне внятно. – К несчастью, я не знаю славянских заговоров и смог сказать ему только шведский. А он работает только в нашей земле, в Швеции и в Норвегии. Но Велемир всегда имеет возможность возвращаться в человеческий облик здесь, у нас… И еще… Он слишком быстро ушел… Я не успел сказать ему в дополнение… Тот нож, нож Добряны, разбит его стрелой… Но я, когда поправлюсь, смогу сделать другой нож и попрошу знакомого колдуна, который мне многим обязан, наложить на него заклинание. Правда, он не будет иметь постоянной силы настоящего. Но на день-другой, думаю, в состоянии будет возвращать Добряну в человеческий облик. Заклинание, предупреждаю, тоже шведское и будет работать только в наших землях.
– Это невозможно… – сказала Всеведа. – Нет таких сил…
– Я всегда отвечаю за свои слова, – твердо и почти без хрипа сказал Гунналуг…
– А если через день-два Добряна не вернется в волчий образ? – спросил Овсень. – Что будет? Это чем-то грозит ей?
– Тогда она останется волчицей навсегда…
– Но… – сказала Всеведа. – Но это все значит, что Добряна с Велемиром теперь принуждены к жизни здесь?
Колдун то ли сделал гримасу, то ли улыбнулся, повернувшись в сторону Ансгара.
– Да… Они, если хотят становиться людьми хотя бы изредка, должны жить среди нас, – сказал Гунналуг категорично.
Всеведа снова встала перед волками на колени и обняла их…
Рассвет пришел вместе с туманом. На берегу фьорда собралось много воинов, пришедших проводить три славянские ладьи в дальнее плавание к родным берегам. Четвертая ладья, самая большая, еще задерживалась здесь. «Большой сотник» пообещал Ансгару дождаться возвращения старшего ярла Дома Синего Ворона из набега. Это возвращение грозило войной, к которой конунг должен еще подготовиться, и дружина Большаки была ему в этом случае большим подспорьем и опорой. В качестве платы конунг пообещал отдать руянцу добычу, которую привезет из похода старший ярл Дома Синего Ворона. Плата была чрезвычайно высокой, но она стоила безопасности границы Норвегии.
Сам Ансгар посчитал, что он попрощался со своими друзьями, и ему можно не выходить на берег. Но Большака не проводить друзей не мог. И крепко обнял сначала Овсеня, потом Смеяна, потом Хлюпа, а потом и маленького Извечу, который запищал в его сильных руках.
– Ты обнимаешься, как стрелец… – сказал Извеча.
Неподалеку, дожидаясь своей очереди на прощание, стояли Добряна с Велемиром и черный пес Огнеглаз.
– Кстати, а где лук Велемира? – спохватился вдруг Большака. – Такой лук, пожалуй, добычи пяти походов стоит…
Овсень растерянно оглянулся на оставшихся стрельцов. Они только плечами пожали.
– Я вчера вечером видел, Хаствит ходил с ним… – сказал Извеча.
– Дварф Хаствит?
– Да… Лук был выше его ростом, но Хаствит и лук в налучье носил, и тул со стрелами.
– А где Хаствит? – спросил Овсень. – Он не хочет с нами попрощаться?
– Он вчера со всеми попрощался, – объяснил Хлюп. – Сказал, что ему следует быть в Красных скалах, и ушел туда… Наверное, Велемир ему лук отдал… Велемир…
Волк приподнял правую лапу и помахал ею, показывая согласие.
– А нож? – тихо спросила Всеведа. – Твой нож… Тоже у Хаствита?
Волк снова показал знак согласия.
– Бедные вы мои дети… – Всеведа опять встала перед волками на колени и заплакала, превратившись из мудрой ведуньи в простую женщину. – Бедные вы мои дети… Ну как же мы оставим вас на чужбине… Как же мы оставим вас…
– Они вдвоем, тетушка Всеведа, – мудро сказал Извеча. – Вдвоем им легче… А я всю книгу вспомню, все напишу, и тогда мы с тобой что-нибудь придумаем…
– Мы обязательно что-нибудь придумаем… – сказал шаман Смеян и снова то ли улыбнулся, то ли оскалился…