– У меня на это есть два ответа, – сказал он в конце концов. – Первый: все умрут. Второй: любовь глупа. Она не имеет никакого отношения к разумности. Ты любишь того, кого любишь. Я вот, вопреки всякой разумности, любил своего отца. – Он пристально посмотрел на нее. – А ты своего любила?
– Да, – прошептала она.
Он погладил Малыша по носу.
– Я люблю тебя, хоть и знаю, что ты никогда меня не примешь. И люблю своего брата, даже больше, чем думал до того, как появилась ты. Ты не можешь выбирать, кого любить, леди Файер. И не можешь знать, на что это чувство способно тебя сподвигнуть.
Внезапно Файер ясно увидела связь. От удивления она чуть отклонилась назад и внимательно изучила его лицо сквозь мягкую игру света и тени. И увидела его по-новому, как никогда не видела раньше.
– Ты пришел ко мне учиться ограждать разум, – сказала она, – и прекратил просить выйти за тебя замуж, это было в одно время. Ты сделал это из любви к брату.
– Ну, – сказал он, немного смущенно глядя в пол, – еще я пару раз ему врезал, но это не так важно.
– Ты умеешь любить, – просто сказала она, потому что ей показалось, что это правда. – А я – не очень. Я как зверь с иголками, отталкиваю всех, кого люблю.
Он пожал плечами:
– Я не против, можешь отталкивать, если это значит, что ты меня любишь, сестренка.
Глава тридцатая
Она начала мысленно сочинять письмо Бригану. Получилось как-то не очень. «Дорогой Бриган, мне кажется, тебе не следует делать то, что ты делаешь. Дорогой Бриган, от меня словно ветром относит людей, а саму раздирает на части».
Отек с рук уже спал, и никакие новые места не почернели. Целители сказали, что, скорее всего, через некоторое время нужно будет удалить с левой руки два мертвых пальца.
– У вас столько снадобий, – сказала Муза одному из целителей, – неужели ей ничем не помочь?
– Нет таких снадобий, чтобы возвращать мертвое к жизни, – сухо ответил тот. – Леди Файер сейчас лучше всего снова начать постоянно пользоваться руками. Она скоро поймет, что и без десяти пальцев можно отлично справляться.
Все теперь было не так, как раньше. Но какое же это облегчение, когда можно самостоятельно резать еду, застегивать пуговицы, завязывать волосы, и она все это делала, хоть движения поначалу и были неуклюжими и детскими, а живые пальцы горели и она ощущала жалость в чувствах друзей, смотрящих на нее. Жалость только добавляла ей упорства. Она напрашивалась помочь в ручной работе в целительской комнате – бинтовать раны, кормить воинов, которые не могли есть сами. Те никогда не возражали, если она проливала похлебку на их одежду.
Сделавшись половчее, Файер начала даже помогать в самых простых делах при операциях: держать лампы, подавать хирургам инструменты. Она обнаружила, что спокойно переносит вид крови, инфекций и человеческих внутренностей, хотя человеческие внутренности были несколько противнее внутренностей жуков-чудовищ. Некоторые из воинов были ей знакомы со времен трехнедельного путешествия с Первым. Возможно, раньше кто-то из них был ее врагом, но теперь, когда они были на войне, испытывали боль и такую потребность в утешении, это ощущение ушло.
Однажды принесли воина со стрелой в бедре, которого она помнила очень хорошо. Это был человек, который как-то одолжил ей свою скрипку, – огромный, мощный, похожий на благородное дерево. При виде его Файер заулыбалась. Время от времени они тихо беседовали, пока она облегчала боль в его заживающей ране. Он ничего не говорил о ее мертвых пальцах, но лицо его при взгляде на них ясно показывало глубину его сочувствия.
Когда приехал Брокер, он взял ее руки, прижался к ним лицом и плакал в них.
С Брокером приехала не только Роэн, но и Мила, потому что Брокер попросил ее быть его помощницей, и Мила согласилась. Брокер и Роэн – старые друзья, не видавшие друг друга со времен короля Накса, – теперь были практически неразлучны, и Мила часто была с ними.
Нэша Файер видела лишь изредка, когда он приходил в форт за информацией или обговорить стратегию с Гараном, Кларой, Брокером и Роэн. Улыбка у него была тусклая, а сам он – перепачкан в грязи и изнурен.
– Я верю, что король Нэш вернется, – спокойно говорила Мила Файер каждый раз, как он снова уходил в пещеры. Даже притом что Файер знала, что уверения Милы не основывались ни на какой логике, они ее утешали.
Мила изменилась. Тихая, уверенная, она напряженно работала с Брокером.
– Я узнала, что есть лекарство, которым можно прервать беременность, едва она проявится, – легко сказала она Файер однажды. – Мне уже поздно, конечно. Вы знали, миледи?
Файер была потрясена.
– Конечно нет, иначе я бы сказала тебе и нашла его для тебя.
– Мне сказала Клара, – ответила Мила. – Королевские целители достигают впечатляющих высот, но, наверное, нужно вырасти в определенных районах Столицы, чтобы иметь хоть шанс узнать, на что они способны. Я разозлилась, когда услышала, – добавила она. – Я была в ярости. Но что толку теперь об этом думать. Я такая же, как все, так ведь, миледи? Все мы идем не теми путями, которые выбрали бы для себя. Я иногда устаю от собственных жалоб.