Огненное колесо

– Да… – Милдред Тавернер очень заинтересовалась темой, – это та самая комната. Хозяин дома всегда спит там. Окна выходят на передний двор, и, когда экипажи подъезжали со стороны Лондона, форейторы обычно трубили в рожки на вершине холма, чтобы он мог услышать их и спуститься вниз. Мой дед рассказывал, что сам слышал звуки рожков, хотя, конечно же, его окно выходило на другую сторону. Он и его брат Джереми, а также Марк и Люк – все они спали в угловой комнате. Сейчас в ней спит Эйли. Окно выходит на задний двор, и из него видно море, но дед говорил, что слышал по ночам звуки рожков. Потом путешествия в экипажах закончились – была построена железная дорога, но все равно периодически приезжали постояльцы в экипажах. Люди ехали издалека – верхом, в легких двухколесных экипажах и в других. Я поняла – из того, что он рассказывал, – что здесь часто играли в азартные игры и ставки были довольно высокие. Понимаете, не очень-то приятно говорить это, но я не могу не чувствовать, что этот дом не был очень респектабельным. Конечно, мой дед так не считал. Он покинул дом, когда был очень молодым, а он был очень порядочным человеком. Но я думаю, что в те времена многие люди не были на самом деле теми, кого мы называем сейчас добропорядочными, и я не могу не думать, что Джекоб Тавернер делает большую ошибку, пытаясь ворошить прошлое. Джеффри это не нравится, и… и мне тоже не нравится. – Она посмотрела на мисс Сильвер из-под влажных розовых век. – Я хочу сказать, что теперь мы все респектабельные… Почему бы не оставить все в прошлом?

Мисс Сильвер согласилась, что в истории каждой семьи бывают моменты, о которых лучше забыть.

Милдред Тавернер согласилась:

– О да!

Вскоре после этого Фрэнк Эббот прошел через гостиную. Так как он мог выйти из кабинета, не проходя через гостиную, мисс Сильвер проводила его взглядом. Когда он выходил в холл, то слегка ей кивнул и закрыл за собой дверь. Милдред Тавернер рассказывала о доме с привидениями в Хэмпстеде. После ухода Фрэнка мисс Сильвер начала слушать рассказ со всем вниманием, которое могла этому уделить.

Без четверти час пришел Джон Хиггинс. Новость о смерти Флоренс Дьюк стала ему известна, и он объявил, что пришел за Эйли. Конечно, он не мог выбрать более неудачного момента. Наступило время второго завтрака, Энни была загружена работой, а Эйли и Джейн накрывали на стол.

Джон сказал:

– Извините, тетя Энни, – и прошел через кухню мимо Кастелла, будто не видел его. Он толкнул обитую сукном дверь, и она закрылась прямо перед сердитым лицом хозяина дома.

Эйли подняла глаза, когда он показался из-за ширмы у двери в столовую. Он не видел Джейн Херон – он никого не видел, кроме Эйли.

– Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда.

Эйли вспылила. Удивительно, как слабый гнев способен укрепить покидающее вас мужество. С того ужасного момента, когда они все стояли, смотрели в пустую комнату и осознавали, что Флоренс Дьюк там нет, Эйли постоянно и четко представляла себе одну и ту же картину: она бежит по дороге в Клифф, бежит быстро, как ветер. Затем она стучит в дверь Джона Хиггинса и бросается в его объятия. Эта картина была одновременно источником и тревоги, и утешения. Источником тревоги потому, что это означало признание существующей ужасной опасности, от которой она может спастись только бегством. Источником утешения потому, что она указывала путь к спасению. И вот Джон появился здесь как раз тогда, когда они были заняты подготовкой к ланчу, и говорит с ней коротко и резко, будто он имеет право приказывать ей. Ну и что бы на ее месте почувствовала любая девушка? Страх куда-то исчез – ведь Джон был здесь и бояться незачем. Его место занял гнев. Посверкивая темно-голубыми глазами, она ответила:

– Я ни за что не уйду!

– Эйли!

Девушка топнула ногой:

– Я готовлю ланч!

– Я подожду тебя.

– Послушай меня, Джон…

– Эйли…

– Я не собираюсь оставлять тетю Энни, и все тут!

В этот момент из-за ширмы появился Кастелл, великолепный в своем достоинстве и сдержанности. Ему трудно было сдерживаться, но он смог преодолеть свои эмоции. Удовлетворение собственным поведением так и лучилось из него. Он принял величественную позу и указал Джону Хиггинсу на дверь.

– Вы должны уйти. Сейчас же. Мы не нуждаемся в вашем обществе. Мы вас сюда не приглашали. Я не буду вас обслуживать. Если бы вы не были племянником моей жены Энни, я бы высказал вам все, что думаю. Но я сдерживаю себя. Я не высказываю свои мысли. Я только говорю: уходите, и немедленно!

Джон даже не посмотрел на него. Он подошел к Эйли и взял ее за руку.

– Пойдем со мной, дорогая. Это плохой дом. Покинем его.

Ей хотелось броситься в его объятия, но что-то сдерживало ее. Дядя – она всегда его боялась, правда, никогда не знала почему; ланч, к которому надо было приготовиться; тетушка Энни; грязная посуда, которую надо было перемыть.

– О, ради бога, Джон, уходи отсюда и дай мне закончить работу!