Огненное побережье

Когда охранник открыл калитку и впустил их во двор, Павел застыл в удивлении – такое он видел только в кино: огромная площадка перед особняком выложена каменными плитами, в центре поблескивает водная гладь бассейна витиеватой формы, а по краям в шеренгу выстроились финиковые пальмы, обложенные бордюрным камнем. Узкая земельная полоска идет вдоль двухметрового забора. В глубине двора возвышается постройка из тесаного камня причудливой архитектуры в некоем смешанном стиле: колонны при входе упираются в плоскую крышу, по фасаду раскинута лепнина, окна большие, в современном дизайне. «Дорого и аляповато, – оценил Павел. – Нувориш, парвеню. Хотя в Израиле все такие, откуда здесь взяться аристократии?»

Стрельцов не ошибся: дядя Меер, двоюродный брат отца Элис, родился в бедной еврейской семье, которая запутанными путями умудрилась эмигрировать в только что созданное государство.

На ступеньках при входе их встретил управляющий, провел гостей внутрь. Дядя Меер расслабленно сидел в разлапистом кресле. Одет он был по-простецки – шорты кремового цвета, рубашка навыпуск с короткими рукавами и кожаные шлепанцы. Выглядел он моложе своих пятидесяти пяти лет – худощавый, мускулистый, черные волосы с паутинками седины торчат ершиком, взгляд острый, оценивающий. «Непростой этот дядя, ох, непростой!» – сделал вывод Паша. Дядя Меер, увидев гостей, поднялся и широко улыбнулся:

– Шалом!

Он подошел к супругам, чмокнул Элис в щечку и протянул Павлу руку. Меер и Стрельцов таким образом познакомились, хотя до этого знали о существовании друг друга.

Меер Розенсон жил один – жена рано умерла от рака, а единственный сын жил отдельно, в Тель-Авиве, и, по рассказам Элис, отношения между ними были весьма напряженные.

– Вам необходимо покушать с дороги. Прошу, – сказал дядя Меер и провел гостей в столовую. Он говорил по-русски правильно, но с легким акцентом.

Они расположились за круглым столом, уставленным бутылками вина и легкими закусками.

– Ну и как тебе в Израиле? – задал вопрос Розенсон, в упор глядя на Стрельцова.

– Забавно, – хмыкнул Павел и ткнул вилкой в рыбное ассорти. – Меня уже успели обокрасть и чуть не забрали в полицию за драку.

– А я его отбила, – похвасталась Элис и рассказала о случившемся накануне.

– Павел еще не адаптировался, живет по советским традициям – чуть что не так, сразу в морду. Но это поправимо, – сказал дядя Меер. – Далеко не всегда исполняется заветная надежда эмигрантов – возможность ощутить братство с израильтянами. Дело в том, что Израиль – молодое иммигрантское государство, в котором сосуществуют разнородные этнические общины и землячества, сформировавшиеся по принципу общности страны происхождения. В одной семье здесь говорят на разных языках и придерживаются разных традиций в быту.

Он вещал, как заправский политик, видимо, имея солидный опыт в произнесении подобных речей. Изложив еще пару подобных умозрительных сентенций, Меер перешел к конкретике:

– Паше надо устроиться на работу, пообтесаться. Какая у тебя специальность, голубчик?

Слово «голубчик» рассмешило Павла: «Прямо русский барин, а не еврейский богатей». Он придушил смех и ответил:

– Я окончил Московский энергетический. Разбираюсь в работе тепловых электростанций, в технологиях переработки нефти и так далее.

– Есть хороший вариант, – сказал Розенсон, немного подумав. – У меня есть приятель, директор нефтеперегонного завода в Хайфе. Я ему когда-то оказал серьезную услугу. В общем, он тебя примет на работу на хорошую должность (после соответствующей проверки, естественно). Еще у тебя будут проблемы с получением гражданства – хоть жена у тебя еврейка, но ты все-таки по национальности русский. Но это не беда, иврит ты знаешь, работа у тебя будет, а гражданство все равно предоставят через год, два, пять лет. Да и какая тебе разница! Временные документы у тебя есть, а время бесконечно.

Чувствовалось, что Розенсон хочет солировать, а тут появились свободные уши.

– У меня есть еще один вопрос, – вклинился в разговор Павел, желая перенаправить разглагольствования Меера в нужную ему сторону. – Мне нужно попасть в Вифлеем. Как там обстановка?

– Обычная обстановка. – Розенсон пожал плечами. – Палестинский анклав. Палестинцы евреев не жалуют, поэтому могут возникнуть эксцессы. Если прицепятся, то скажи им по-русски, что ты русский, и они отвяжутся, точно сработает. Они почему-то к русским лояльно относятся.

– Я и по-арабски могу послать, – заметил Павел.

Розенсон от души рассмеялся:

– Ну, тогда вообще без проблем. А зачем тебе в Вифлеем? На экскурсию?

– Нет. Мне нужно передать одну вещицу в православный монастырь при базилике Рождества Христова. Там обитает одна старушка, сын у нее погиб, от него остался только серебряный крестик. Вот я его должен отвезти как память. Моя бабушка просила.

Выпили еще, закусили, поболтали о том о сем. Принесли пышущий жаром чалит, как определила это блюдо Элис, – жаркое с фасолью.

Расстались довольные друг другом. На прощание Розенсон сказал:

– Приезжайте еще. На яхте покатаемся.

Домой он их отправил на своей машине с водителем.