Огненное сердце (СИ)

— Господин, — возразила нищая, — ты видишь меня перед собою. Я жива, ибо в том кратере не было ни одного цэрэга. К тому же кратер оказался неглубокий, и когда буря стихла, я выбралась из него и на ощупь поползла в сторону города. Меня подобрали торговцы уже в том месте, где начинается купол. Они отвезли меня к моим хозяевам, но те заявили, что ослепшая рабыня им ни к чему. Меня выкинули на улицу, как собаку. И с тех пор я живу подаянием.

Я нахмурился. Вид этой несчастной пробудил во мне жалость. Вот для чего надо было посылать её в Степь? Я отстегнул от своего пояса мешочек с деньгами и, вынув несколько монет, вложил в тощую ладонь нищенки. Она, ощутив металл в своих руках, низко поклонилась мне, глотая слёзы. Потом женщина развернулась и побрела в другую сторону в надежде, что и там ей повезёт. Я знал, что она так долго не проживёт.

Вдруг одна мысль пронзила мой разум.

— Отец! — воскликнул я. — Давай возьмём эту рабыню себе! Пусть возится в нашей юраке: чистит ковры, посуду, поёт песни детям. С этим справится и слепая.

— Да ты что, сынок! — возразил отец. — Мы еле сводим концы с концами! А ты собираешься взять на содержание ещё одну рабыню, да к тому же увечную? Ты и так её осчастливил, одарив деньгами. Тем более она бледнокожей расы, а такие люди очень слабы, они не выносят жизни в Степи.

— Но она выжила за куполом! — начал спорить я.

— Это случайность, — ответил мне отец.

— Может она вообще шарлатанка, — вмешался Ларут, второй мой брат, — её быть может лишили зрения за какое-нибудь преступление, а она ходит и рассказывает жалостливую историю про жестоких хозяев.

— Тут ты не прав, Ларут, — произнёс отец, — глаза её и в самом деле выглядят так, как будто пострадали от песка. Видишь ли бледнокожие совершенно не приспособлены к жизни в нашей стране. Вот у нас глаза правильные, узкие, защищённые от песка. А у этих лупоглазых постоянно проблемы со зрением. И зачем нам только завозят таких рабов? Они мрут здесь, как мухи.

— Мне жаль её, отец, — уныло проговорил я, — к чему такая беспричинная жестокость? Даже рабы являются людьми.

— Ты слишком юн, Хизар, — отец похлопал меня по плечу, — жизнь жестока. Тебе придётся привыкнуть к этому.

— Я уже и так знаю, что жизнь жестока, — насупился я, — и жестокой её делают сами люди! Посмотри, как кланы враждуют между собой! Сердце болит при известиях о новых столкновениях. Вместо того, чтобы укреплять наш народ, мы режем друг друга из-за клочков бесплодной земли!

— Хизар, Хизар, — вздохнул отец и снисходительно улыбнулся, — у тебя прямо какое-то огненное сердце. Оно пламенеет при виде несправедливости, да? Меня и самого многое не устраивает.

— Но что можно сделать? — буркнул Ларут.

— Да ничего, — отозвался Амбек, — можно только благодарить судьбу, что мы родились не рабами.

— Ну кое-что сделать всё-таки можно. И я это сделаю, — заявил отец.

— И что ты сделаешь? — хмыкнул Амбек.

— Поговорю на собрании с главами кланов, — поделился планами отец, — я давно собирался это сделать, сказать им, что необходимо объединяться, а не резать друг друга. Хизар прав, люди сами делают жизнь невыносимой. Даже Степь не причиняет нам столько зла, сколько эти бесчисленные стычки.

После того, как весь наш товар занял надлежащее ему место, мы отправились в странноприимный дом. Я слышал, что такие дома на Западе встречаются повсеместно. Любой странник может найти ночлег в таком доме за умеренную плату. На нашем же Востоке только в городе Амбухат имелось такое здание. И оно впечатлило меня своими размерами. Это был длиннющий двухэтажный дом, сооружённый упомянутым мною способом. Рядом располагались стойла для верблюдов и лошадей. Многочисленная прислуга то и дело сновала по двору и заходила в здание. Как объяснил мне отец, на верхнем этаже находились гостевые комнаты для посетителей города, принадлежащих к высшим кланам. Нам же, членам клана не столь именитого, надлежало занять первый этаж, чему я порадовался, так как побаивался высоты. Да и вообще всё для меня было таким непривычным, что я чувствовал себя неуютно. И то сказать, мне исполнилось недавно двадцать лет, а я только первый раз в жизни приехал в Амбухат. Я вообще до этого не был ни в одном из городов. Жизнь моя — это жизнь кочевника и воина. Наш род весьма беден, хотя мой отец хан и глава клана Марэк. Тем не менее наши средства не позволяли нам содержать много прислуги. Скот пасли сами, сами же защищали его от разбойнических нападений представителей других мелких кланов. С малых лет я познал страх смерти, радость победы и горечь поражений. Сейчас мне очень неуютно было без моего меча и лука со стрелами. Но традиции празднования Харун-Даха воспрещали касаться оружия в праздничные дни. Отец и братья посмеивались надо мной, видя мою неуверенность, они заверяли, что оружие нам не понадобится: никто и никогда не нарушит священных запретов. И всё-таки я постоянно ощупывал свой пояс, на котором обычно висели ножны, и не находя их, нервничал.