Огненные слёзы (СИ)

— Кулон Амальрис… — неожиданно отчётливо прошептал Арагон, и от этого усилия на его губах выступила кровавая пена. — Найди… Ты должна найти…

Арагон не договорил. Его веки дрогнули и сомкнулись. Он снова потерял сознание, чтобы больше не очнуться. Его тонкая юношеская рука с гладкой кожей разжалась, выпустив руку Юты, и упала на носилки.

Юта зажала рот рукой. Носилки качнулись, и атлурги понесли их дальше сквозь коридор из людей, замерших, словно лес живых статуй. Слёзы тихо струились по щекам Юты. Её ладонь ещё ощущала тепло от прикосновения Арагона.

Ну почему, почему все, кого она любит, все, к кому привязывается, должны умирать? Почему за ней, даже здесь, продолжает тянуться шлейф из смертей? Неужто она отмечена какой-то зловещей меткой? Невидимой и неотвратимой. Куда бы она ни пошла, как бы далеко ни оказалась, в какой бы глуши ни спряталась, смерть всегда найдёт её, чтобы снова и снова отнимать тех, кто стал ей дорог.

Мягкая, но сильная ладонь осторожно коснулась руки Юты. Девушка повернулась к Гвирну и, не глядя, уткнулась ему в плечо. Слёзы бесшумно текли по её щекам, пока он осторожно гладил её волосы. Не желая больше ни о чём думать, она позволила себе раствориться в этих тёплых прикосновениях.

Церемония закончилась ближе к ночи. Ритуал «милосердия» проводится в часы, когда Таурис стоит в зените, для того чтобы человек, которому оказывают «последнюю милость» как можно быстрее потерял сознание. Юта не хотела об этом думать, но, как назло, именно эта мысль не выходила из головы. Она представляла себе Арагона, всеми покинутого, страдающего и обречённого, оставленного где-то посреди безжизненного океана песков. А вдруг он очнётся, и никого не будет рядом? Как это, должно быть, страшно — так провести последние часы своей жизни.

Атлургов это, похоже, не заботило. Как Юта узнала, ритуал «милосердия» был весьма распространён у народа. В основном среди стариков, которые не хотели обременять семью и город, расходуя на себя драгоценную воду. Юта понимала, что жизнь в пустыне заставила этих людей выработать что-то вроде эмоциональной невосприимчивости. Ведь смертность из-за тяжёлых условий жизни, несчастных случаев и болезней была здесь очень высока.

Наверное, раз уж она жила среди атлургов, ей тоже стоило бы спокойнее относиться к таким вещам — принять смерть как данность её нынешней жизни. Но что-то внутри Юты глубоко противилось этому. Что-то в ней кричало о том, что каждая жизнь бесценна, и за каждую жизнь надо бороться до последнего.

Она рано легла в надежде забыться хотя бы во сне, но, словно в насмешку, сон не шёл. Юта проворочалась на жёсткой постели около часа и, откинув скомканное покрывало, опустила ноги на пол. Хотелось развеяться. Хотелось подумать о чём-то ещё, кроме собственной жизни. Хотелось увидеть что-то, кроме осточертевшего потолка над головой.

Юта наспех оделась, сняла с крючка хилт, и полог над входом нетерпеливо хлопнул за спиной.

***

Каменный напильник осторожно порхал в руке, подтачивая мелкие детали. Едкая красная пыль висела в воздухе тончайшей вуалью, покрывая всё вокруг красноватой пеленой. Статуэтка божества, над которой работал Корт, была почти готова.

Мужчина сидел на каменном табурете в своей «тайной» комнате. На нём был фартук из грубой материи, кое-как предохранявший одежду от вездесущей каменной пыли. Волосы мужчина собрал на затылке, чтобы в самый неподходящий момент они не упали на глаза. Он работал над мелкими деталями — кропотливая и аккуратная работа, требующая внимательности и сосредоточения. Корт подточил красиво вырезанный нос богини и опустил напильник.

Уже две недели он вырезал статуэтку Амальрис. Эта идея пришла однажды вечером, после разговора с Ютой. Корт не говорил ей, но когда они встретились в Зале Свитков в тот злополучный день, это был не первый раз, когда он заходил почитать про Богиню Ночи.

Эта богиня занимала его. Сама история почитания и забвения Амальрис была необычной. И сперва Корт думал, что источник его интереса — в этом. Но теперь начинал догадываться о возможном существовании и другой причины. Эта мысль доставляла беспокойство, как и многое другое в эти дни, и Корт старался задвинуть её подальше, сосредоточившись на работе.

Мужчина осмотрел статуэтку, подмечая недоработки и шероховатости. Он хотел сделать свою Амальрис женственной и загадочной, таинственной и, возможно, немного опасной. Недоступной и оттого притягательной, с тьмой, таящейся в уголках её глаз. Никогда до конца не открывающей своих тайн, во всяком случае — живым.

Корт ещё два раза прошёлся по податливому камню и снова опустил руку. Он не хотел признаваться себе, но сегодня работа не шла. Он просидел над изваянием уже несколько часов, но за это время лишь подправил несколько крошечных недочётов. Ему никак не удавалось успокоиться и сосредоточиться, не удавалось полностью погрузиться в работу, забыв о мире вокруг.