К вечеру на нашем участке прекратилась стрельба. Офицеры штаба разошлись по подразделениям, чтобы на месте помочь организовать оборону. Раненых отправили в медпункт, и я тотчас по телефону разыскал командира медсанвзвода капитана Кириллова и приказал ему поскорее переправить их в медсанбат.
— Все будет сделано, товарищ подполковник, — заверил меня капитан: — Их у нас немного — семь человек, сделаем перевязки и в тыл.
Не успел положить трубку, как сержант Колчин позвал меня к рации.
— Злынь освободил? — раздался приглушенный голос. Я без труда узнал: говорил командарм.
— Так точно, товарищ командующий.
Генерал-лейтенант В. М. Баданов тепло отозвался о челябинцах, приказал закрепиться на достигнутом рубеже, пообещав оказать помощь.
Через час начальник штаба информировал меня о наших потерях. С болью я воспринял сообщение о гибели всего экипажа лейтенанта Павла Бучковского. Когда мы начали наступать, ночью к обгоревшему танку удалось прорваться роте старшего лейтенанта Симонова. Члены экипажа обгорели. Возле гусеницы нашли пистолет «ТТ». В его стволе записка. Перед смертью офицер Бучковский написал:
«Жаль, что так рано приходится расставаться с жизнью. Повоевали немного, но успели убить более сотни гитлеровцев. Отомстите за нас, друзья. Прощайте!»
НИ ШАГУ НАЗАД!
Всю ночь не умолкал телефонный аппарат. Звонили командиры батальонов приданных средств, работники штаба и политотдела, находящиеся на передовой. Одни просили пополнить боеприпасы, другие — помочь артиллерией, третьи докладывали о потерях, а иные — просто советовались по тем или иным вопросам.
Среди ночи на командный пункт возвратился начальник политотдела подполковник Богомолов. Счищая щепкой грязь с сапог, он неторопливо рассказывал о настроении людей, о готовности каждого из них до конца выполнить задачу, поставленную перед бригадой.
— Политотдельцы, — сообщил Богомолов, — уже успели побывать во многих отделениях и взводах, провели с солдатами беседы, рассказали об отличившихся танковых экипажах Бучковского, Акиншина, Пупкова, Тарадымова, Коротеева, призвали равняться на героев.
Наш разговор прервал телефонный звонок. Я поднял трубку.
— Говорит Кременецкий, к нам прибыла подмога — артдивизион из двух батарей. Где прикажете их расположить?
Я поспешил к артиллеристам, за мной с автоматом в руках шагнул в темноту ординарец Марк Собко. Мы быстро договорились с майором, и вскоре его батареи уже занимали огневые позиции на флангах бригады.
На командный пункт возвратился на рассвете усталым, немного взволнованным. Чувство неудовлетворения левофланговой батареей еще не покидало меня. Когда я туда пришел с командиром дивизиона, то обнаружилось, что огневые позиции артиллеристы заняли очень неудобно, в низине, и подход к флангу остался неприкрытым. А на этом фланге мы ожидали контратаку немцев. Артиллеристам пришлось срочно менять огневые, в спешном порядке производить инженерные работы.
Часов в девять утра нам принесли завтрак. Но прикоснуться к нему никто из работников штаба не успел. С высоток ударило несколько орудий противника. Я вскинул бинокль. Из окопов выскакивали немцы и со вскинутыми наперевес автоматами бежали в нашу сторону.
— Танки! — крикнул начальник разведки офицер Приходько.
Грузно переваливаясь, около двадцати танков двигалось по полю. За ними, прижимаясь к бронированным машинам, бежала пехота. Было ясно: фашисты решили нас контратаковать.
В двухстах метрах от первой волны шла вторая — средние танки с десантами автоматчиков. Немцы намеревались мощным бронированным кулаком смять подразделения бригады, отбросить за Злынь.
Я знал и верил, что челябинцы не дрогнут перед этой лавиной. Закопанные танки открыли ответный огонь. Ударили наши пулеметы и противотанковые орудия. Постепенно редела цепь контратакующих. «Тигры» вели огонь на ходу. Некоторые из них остановились, объятые пламенем. Другие продолжали продвигаться вперед.
Правофланговые танки наскочили на минное поле. Под гусеницами вспыхивало пламя. «Тигры» остановились, попятились назад. Залегла немецкая пехота. Однако часть тяжелых танков попыталась вбить клин на стыках двух наших батальонов и вдоль дороги осторожно продвигалась по ржаному полю.
На этом направлении огневые позиции заняла батарея старшего лейтенанта Шабашова, в которой осталось три орудия. Удержатся ли артиллеристы?
В это время в воздухе показалась группа «юнкерсов-88». Немецкие самолеты на бреющем полете сбросили бомбы, которые разорвались в районе батареи 76-миллиметровых пушек. Вторая группа фашистских стервятников подвергла жестокой бомбардировке правый фланг.
Танки противника быстро приближались к нашему переднему краю. Меня тревожило: почему молчат артиллеристы? Прошу Аню Пашенцеву соединить с батарейцами.