Огненные зори

Искра, ободренная вмешательством директора, снова сникла. Значит, опять все произошло по милости этого человека, тянувшего ее в пропасть.

Директор, не найдя что ответить полковнику, умолк. Выходило так, что ни он, ни кто другой в селе ничего для Искры не сделали. Нет, нужно сопротивляться, и директор снова загорелся решимостью помочь Искре.

— И больше не вмешивайтесь в мои личные дела. Вы только навредите себе, — строго сказал полковник.

— Не запугивайте меня, — ответил директор. — Она назначена учительницей, а я директор школы. Вы не имеете никакого права вмешиваться в школьные дела.

— Да ты еще огрызаешься? Я тебе покажу!.. Ты еще не знаешь, кто я.

— Знаю, все знаю. Никто не забыл. Но здесь школа, а не казарма.

— Что?! — взревел полковник. — Вы оскорбляете армию!

— Я спасаю армию от унижения. У армии свое начальство, а мы, учителя, подчиняемся своему. Прошу вас покинуть школу.

— Я уйду, но и ты из нее вылетишь!

— Хорошо. А сейчас оставьте школу.

— Я уйду, но с ней. Искра, идем!

Полковник схватил растерявшуюся девушку за руку. Но решимость, с которой директор защищал ее, вдруг вернула Искре силы.

— Оставьте меня. — Девушка отшатнулась, но разъяренный офицер схватил ее снова.

— Оставьте мою жену. — Директор отстранил руку полковника и освободил Искру. — Или я немедленно донесу в военное министерство о ваших бесчинствах.

— Вашу жену?!

— Да, Искра моя жена, и если только вы прикоснетесь к ней… — Глаза директора горели, он был полон решимости спасти девушку.

В комнату, услышав шум, вошли учителя, и полковник, спрятав выхваченный им было пистолет, прошипел:

— Вы оба дорого заплатите мне за оскорбление.

— Офицер, который угрожает мирным людям оружием, ведет себя, как грабитель, так будет точнее, — выкрикнул Цветанов.

— Поговорим в другом месте…

— Нет, уж давайте говорить здесь! Пусть вас народ услышит!

Перед школой собралась толпа. Люди окружили коляску и не подпускали к ней полковника.

— Пропустите! — орал он, но дорогу ему загородили почтенные старики.

— Что же ты, сынок, на добрых людей набрасываешься!

— Снова надо чистить… — только и мог проговорить полковник.

— Зачем же так? Ведь и мы служили. В трех войнах воевали. Кресты за храбрость носим. Не один ты…

Даже кмет, все время старавшийся успокоить людей и разгонявший детей, и тот не вытерпел:

— Не надо спорить, господин полковник. Все уладится, успокойтесь.

— Успокоиться?! Вы тут потакаете этим мятежникам, а я!.. Видимо, напрасно тогда проявил милосердие…

— Убирайся подобру-поздорову! А там будь что будет. Учителя у нас хорошие, дело свое знают. Учителей ты нам оставь, а за солдатами своими смотри, господин полковник! — кричали крестьяне.

Кучер взмахнул кнутом. Детвора разбежалась. Лошади рванулись вперед, но людская волна преградила им путь. Лошади встали на дыбы.

— Прочь с дороги!

Кучер щелкнул кнутом, но перед коляской собралось много народу — женщины с коромыслами, мужчины с мотыгами, вилами и лопатами. Все только что вернулись с полей.

Полковник пришел в ярость. Топоры, вилы, лопаты… Что это — новое восстание? Он вынул пистолет и выстрелил. Раз, другой, третий, пока люди не разбежались.

До поздней ночи крестьяне не расходились. Село гудело, как бурный поток во время наводнения. В окнах школы долго не гас свет. Директор послал телеграмму в министерство просвещения с жалобой на полковника. Кмет не решился жаловаться своему начальству, но, когда его спросили, как было дело, изложенные Цветановым факты подтвердил.

Министерское начальство, рассмотрев жалобу сельских властей, признало, что полковник был не прав. Так был положен конец тем страданиям, которые пришлось перенести Искре из-за случайно проявленной к ней милости.

— Я — твоя жена? — воскликнула Искра, прослезившись, когда они остались вдвоем, и бросилась Цветанову на шею. — Как это тебе пришло в голову сказать такое? Ведь мы еще не решили.

— Это неважно. Собирались ведь…

— Ты уже решил. — Искра обнимала любимого, целовала, не зная, как выразить свою благодарность, свою любовь.

Искра сама не понимала, как это произошло. Цветанов был ей приятен, интересен, мил своими заботами о ней. Она чувствовала, что встречи с этим человеком возвращают ее к жизни и наполняют все существо юношескими желаниями. И все же что-то сдерживало ее. Может быть, то, что она прошла через огонь восстания, а он нет. Может быть, причина заключалась в том, что она видела, как в пламени борьбы ее товарищи становились героями… Этот человек держался пассивно, хотя честно и верно служил народу. В ее памяти все еще жили жаркие дни восстания, но ему, Цветанову, не находилось места в этих воспоминаниях как прославившемуся своими подвигами герою, хотя именно таким ей хотелось его видеть.