Огненный дождь

Он хоть и переборщил с опекой, в принципе угадал. Испуганная внезапным исчезновением мужа, префекта Эмпория Зиния, молодая женщина была тиха и мила. А обычно – язык имела острый и резала им без сожаления… Что-то в ней изменилось за этот короткий зимний день. Настолько сильно изменилось, что – такая надменная и недоступная простым смертным – она чуть ли сама не задирала подол перед Либериком. Смеялась его плоским армейским шуткам. Подвинулась поближе, чтобы он ощутил её запах… Крепок оказался Либерик. Крепче, чем полагал стратиг, и тем окончательно утвердил его в мнении, что чин трибуна перерос. Впрочем, Либерик и собирался воздерживаться бесконечно – где-то около полуночи он встал и отпустив очередную шутку по поводу своего состояния, удалился из залы. Следом, заметно побледнев лицом, ушла Лария.

-Ты с ней о чём-то разговаривала? – сердито спросил стратиг жену.

Анна сделала ему большие глаза, элегантно разделала кусок десерта, положенного ей на тарелке и там за время ужина благополучно остывшего:

-Ты разве против? Твой трибун развлечётся, но он Ларию любит и ничем не попрекнёт. А ей нужна защита. И человек, который жизни не пожалеет, чтобы её защитить. И сыну её отца заменит! Которого ты, презрев дружбу, на плаху отправил!

-Фу, Анна! – поморщившись, проворчал стратиг. – Не стоит при мне такие слова говорить! Не люблю… Никого я не стал бы отправлять, если бы никто не затеял самой подлой измены! А так… Ну что тебе сказать, люди сами избирают свою судьбу!

-Люди жить хотят! – на прекрасных чёрных глазах жены навернулись слёзы. – Только ты в своих мечтах высоких витая, этого не видишь! А люди – страдают! Ты их всех на смерть отправляешь!

-Замолчи! – чуть ли не впервые за всё время повысил на неё голос Фобий. – Замолчи женщина, если ничего не понимаешь! Я – обороняю свой город от варваров, которые ничего от него не оставят! И от твоей чести – тоже! Или, может, именно этого ты и желаешь?

В гневе он слов не выбирал, язвил от всей души и Анна заплакала так, как умеют плакать только женщины – горько, безутешно, так что сразу руки опускаются и самый жестокосердный мужчина бросается их утешать и готов землю без рычага с места сдвинуть, лишь бы вновь всё стало тихо и благостно. Вот только – вряд ли. Теперь уже не получится…

Поняв, что сейчас наговорит такого, за что будет казнить себя всю оставшуюся жизнь, Фобий резко повернулся – аж каблуки взвизгнули и быстро вышел. Сзади, кажется, всхлипнули в голос, но он не остановился. Пока шёл по галерее, успел удостовериться, что Либерик в своей крестьянской простоте времени зря не терял – тут же получал плату. Или как он это обставил?

12. Ярослав. Дария. Рассвет 25 дня месяца Бокогрея.

-Не нравится мне всё это! – пробурчал Яросвет, ёжась в морозном воздухе раннего, ещё дорассветного утра и поближе подтягивая рукоять меча. – Вон, и Радовою-воеводе тоже не нравится! Ишь, как Огонёк под ним ходит!

Огонёк, рыжий жеребец воеводы Радовоя, славился своим дурным характером, но сейчас, кажется, ещё и дурное настроение своего седока перенял – шёл боком, играл и – даже отсюда видно – яростно пытался перегрызть удила. Впрочем, беспокойство воеводы, передавшееся коню, было вполне понятно воинам. Чуть ли не впервые за долгое время им предстояло брать город, не обнажая мечей. По крайней мере до тех пор не обнажая, пока этого не сделают базиликанцы. Среди дружинников в шутку желали, чтобы они сделали это побыстрее. На самом деле – как и любые иные конники, бой в городе в дружине не любили, к нему толком не готовились и обычно именно на уличных боях теряли больше всего бойцов. И не надо далеко идти за примерами – Сальм! Там, в Сальме, наибольшие потери понесла дружина, в то время как земское ополчение, защищённое сплошь только лёгкими доспехами, потеряло совсем немного. Да и на узких улочках пехоте куда легче развернуться, сменить направление атаки и встать в оборону, чем коннице. Которая лишь у дураков – быстрая и непобедимая. А на самом деле каждый знает – человек выносливее лошади и воевать может непрерывно. В то время как безмозглое животное требует отдыха, его желательно поить и кормить, рассёдлывать…

В Дарию входила конница. Конечно, не одна конница – пехоты было больше. Но первой в город входила именно конница. Дружина, разделённая на три почти равных отряда, подкреплённая пешцами и ведунами. С Радовоем, например, против внутренней цитадели, выступило полторы тысячи дружинников – из них пятьсот из княжеской тысячи и что-то около восьми тысяч ратников – в основном Медведей, хотя были и Лисы. Огромная сила… которая быстро превратится в ничто, если неправильно или неосторожно ей воспользоваться. Если же умело, то и сотня, что медленно катила свои ряды к воротам за спиной Ярослава – огромная сила, способная при благоволении Богов обратить в бегство целую армию. Бывали в прежние времени и такие случаи…

-Смотри! – выдохнул откуда-то из-за спины Ждан. – Смотри, Яр! Ворота раскрываются!

-И на стене – никого! – пробурчал Добран. – Не нравится мне всё это…