Огненный герцог

— Тот самый рубин, вынутый из разломанного ожерелья Брисингов, благословенного и проклятого, — произнес он, покачав головой. — Значит, герцог уже нашел один и искал остальные камни.

Сенсевер рассудительно кивнул:

— Именно это меня и тревожило. Его покойная Пылкость притворялся человеком куда лучше всех тех огненных великанов, о которых я когда-либо слышал. Все Старшие Народы — оборотни, но невозможно подумать, что огненный великан сам по себе способен так долго носить чужой облик. Изменить обличье на час, на время трапезы, на день — еще куда ни шло. Но не на годы же… Очевидно, он имел у себя некий дополнительный источник силы. — Лорд Сенсевер протянул руку. — Лучше передать его под мою опеку.

Бранден дель Бранден вскочил на ноги.

— Думаю, камень должен остаться здесь, в Доме Пламени. Это огненный самоцвет, в конце концов.

Ториан дель Орвальд тоже встал.

— Распорядитель дуэлей представляет весь Доминион, — произнес он, положив руку на эфес меча и чуть повернув голову, чтобы видеть все здоровым глазом. Двигался он совсем не как больной старик. — Именно мне следует забрать его — именем Неба.

Нет, никому из них нельзя довериться.

Торри поднялся на ноги, держа камень в левой руке, а правую положив на рукоять меча.

— Полагаете, что у вас получится отобрать у меня рубин?

Ториан дель Орвальд кивнул:

— Да, внук, думаю, что получится. И не только у меня. Тебе этот камень ни к чему, юный Ториан. Он слишком опасен.

Болван ты, Торри, подумал Йен. Втравить их в такую историю, а все почему? Потому что побежал обратно доставать камень из сейфа, вместо того чтобы обсудить с остальными возможные последствия.

Да, во всем виноваты его родители и соседи. Торри выращивали в оранжерее, его окружали люди, которым он верил. Он просто не знал, какие законы правят миром, не знал, что не всегда можно полагаться на тех, на кого ты привык полагаться.

Йен-то это прекрасно знал: уроки Бенджамина Сильверстейна не прошли даром.

Конечно, Бранден дель Бранден — друг Торри, лорд Сенсевер — друг его семьи, а Ториан дель Орвальд вообще его родной дед, но этот рубин — камень Брисингамена, и каждый из троих без труда объяснит, почему камню не следует оставаться у Торри и почему хранить камень следует именно ему. Вот черт!

Теперь им либо придется прорываться из Города с боем — а каковы шансы у них двоих? — либо…

Стараясь двигаться плавно, Йен поспешно обогнул Брандена дель Брандена и нырнул в дверь, которая вела на веранду.

— Торри! — крикнул Йен от двери. — Давай его сюда! И прикрой меня!

Торри действовал почти не колеблясь: он из-за спины кинул камень Йену, затем прыгнул к двери на веранду, чтобы загородить дорогу остальным, вытаскивая на ходу меч. И встал за спиной у Йена.

— Торопись давай, — сказал он. — Дело дерьмо.

А то я сам не вижу, подумал Йен. Ладно, со взаимными обвинениями можно и подождать.

— Минутку, — сказал Йен.

Он вышел на веранду. Рубин был теплым на ощупь; он не успел бы так нагреться от руки Торри за несколько минут. И хотя самоцвет вовсе не казался тяжелым, требовалось приложить некие усилия, чтобы сдвинуть его с места — словно тот, кто его создал, не озаботился синхронизировать вес и инерцию камня.

Йен посмотрел в голубое небо. Оно было глубже и ярче, чем дома, непорочная белизна облачков слепила глаза. И высоко над Городом кружила черная птица. Ворона, надо думать? Нет. Йен улыбнулся. Ворон.

Ничего, кроме чистой логики: камень должен хранить тот, кто знает о важности Брисингамена, кому можно доверить и рубин, и все остальные камни ожерелья — до тех пор, пока не настанет время завершить этот цикл существования Вселенной.

Еще рано, подумал Йен. Мне еще много чего надо сделать, и я не один такой.

— Хугин! — крикнул он. — Слышишь меня? Лети сюда! Мунин, дуй сюда, это я, Йен Сильверстейн!

Он и прежде видел кружащую в небе птицу, однако это не отложилось в его сознании. Но вороны сами говорили, что они еще встретятся, и вполне разумно, что Харбард послал кого-то из них следить, что произойдет в Городе.

Черная птица продолжала свой плавный полет, и сердце у Йена упало.

— Йен, — раздался сзади голос Торри. — У нас мало времени.

— Заткнись, — огрызнулся Йен, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать. Может, проглотить камень? Нет: ему просто взрежут брюхо — какие тут церемонии?

Бежать? Куда?

Ворон сделал вираж, а потом устремился вниз, сложив крылья.

Сработало!

— Отнеси ей камень от меня!

Самоцвет взлетел в воздух, сверкая в лучах солнца, разгораясь все ярче и ярче, словно крохотное солнце, на которое больно смотреть, но от которого невозможно оторвать глаз.

Когти ворона сомкнулись вокруг камня с отчетливым щелчком.

— И поблагодари ее за яблоки, — сказал Йен. — И за статуэтку, не забудь поблагодарить за статуэтку! — И шепотом добавил, уверенный, что птица этого уже не услышит: — Передай ей спасибо за ее слова, что я… тоже кое-чего стою.

— Не будь ты таким глупцом, тебе бы не понадобились уверения отставной богини плодородия, Йен Сильверстоун, — откликнулся ворон: его карканье таяло вдалеке. — Но я все ей передам. Счастливо, Йен Сильверстоун! — добавила птица.