Огненный клубок

В институт и из института Софья Петровна ходила только пешком. Асфальтовые аллеи микрорайона выводили к широкому оврагу, застроенному гаражами. Шаткая деревянная лестница вниз, мостки через ручеек, лестница вверх, и вот стоит первая хорошая знакомая, высоченная сосна с розовой кожей и узловатыми руками-ветвями. Немного в стороне торчит пивной ларек, подле которого постоянно роятся мужчины. В их сторону Софья Петровна старалась не глядеть. Она медленно шла под жгучими лучами солнца, щурилась на бревенчатые дома, украшенные резными окнами и телевизионными антеннами. Поворот направо — и вот уже издалека виден другой хороший знакомый, густолистый клен. Он особенно замечателен осенью — так и обжигает рыжей шевелюрой. Софья Петровна шла к нему, замедляла шаг в необъятной тени, а потом несколько раз оглядывалась на статную фигуру. Если в голосе сосны ей чудился орган, то клен пел виолончелями.

А по левую руку уже тянулся каменный забор ИМАНа, над которым поднимались четырехэтажные корпуса. Перед фасадом института, словно голубые ракеты на старте, стояли тянь-шаньские ели. Стеклянные двери едва успевали впускать сотрудников. Одна за другой подъезжали легковые машины. Ивернева отметила голубые «Жигули», которые подкатили с особым шиком и грациозно сдали назад. Из машины вышел Сан Саныч и его жена. Софья Петровна приветливо махнула им рукой, но Шкляр почему-то сделал вид, что не заметил. Что это с ним? Софья Петровна дернула плечиком и затерялась в толпе…

Телефон надрывался от звона. Ивернева поднималась по железной лестнице на антресоли, рылась в сумочке в поисках ключа, отпирала свой кабинет, а он все дребезжал, нервно и нетерпеливо.

— Да?

— Софья Петровна! — Голос у Годунова нервный, нетерпеливый. — Зайдите ко мне!

— Что случилось?

В трубке уже короткие гудки. Странно, и этот не хочет здороваться. Только вчера вернулся из отпуска, а уже нервный…

Софья Петровна неторопливо надела белый халатик, внимательно застегнула пуговицы, переобулась. Глянула в зеркало. За прошедшие годы она почти не изменилась. Только вместо косы — пучок волос в виде лошадиного хвоста да чуть-чуть подкрашены губы. А глаза за стеклами очков по-прежнему карие, выразительные.

Годунов встретил Софью Петровну в дверях кабинета. Он был высок, по-юношески строен, но лыс. Тонкий нос его нервно вздрагивал, узкий рот кривился в растерянной улыбке.

— Здравствуйте. — Ивернева выжидательно остановилась.

— Здравствуйте. — Годунов торопливо прошел мимо ряда стульев у стены и сел. — Садитесь.

Ивернева приютилась на краешке стула.

Годунов переложил бумаги с одного конца стола на другой, позвенел ключами. Достал из ящика пачку сигарет, неумело прикурил. Задохнулся дымом, заперхал. «Тоже мне куряка! — подумала Софья Петровна. — Что это с ним?»

— Вот что. — Годунов поднял заслезившиеся от кашля глаза. — Шкляр уходит.

Ивернева промолчала. С каких это пор уход сотрудника в летний отпуск сопровождается такими переживаниями?

— Переходит в отдел линейных молний… Не поставив меня в известность, не предъявив никаких претензий. По сути дела — за моей спиной. — Годунов раздавил на бумажке сигарету, поморщился от дыма. — Я был в командировке, потом в отпуске. Ничего не знал… А он подал документы на конкурс. В четверг ученый совет…

Софья Петровна крутила пуговицу на халате.

— Директор сообщил обо всем вчера вечером. У Файбусовича, мол, открывается новая тема. Перспективная тема, нужная для института. Необходим, мол, деятельный завлаб.

— А мы?

— Вы знаете, как нас жалуют… Да и результатов маловато.

— Но есть же статьи, изобретения! Их соавторам, кстати, является и директор.

— Статьи — это слова, из них шаровую молнию не сделать. А шкляровские изобретения не возьмется внедрять ни одно предприятие. Дураков нет.

— А что, если… — Софья Петровна уже открутила пуговицу и покусывала ее мелкими зубками. — А что, если поговорить с Сан Санычем?

— Я этого двурушника… видеть не хочу!.. В общем, вы ответственный исполнитель по теме. Принимайте дела. В ближайшее время встретимся, обсудим программу. Может быть, придется ее корректировать. — Годунов вздохнул. Посыпалась моя докторская…

4

«Примерно под 64° сев. широты и 104° вост. долготы.

По здорову ли живешь, Соловушка свет Петровна!

Долгое время от тебя ничего не имел. Причиной тому нагрянувшие невесть откуда дожди с грозами, низкой облачностью, сильным ветром и прочими причиндалами нелетной погоды. Вчера наконец прискакал вертолет с тремя твоими письмами и даже одной открыткой от Женьки. В связи с этим имею сообщить, что по-прежнему люблю тебя и даже более того…[1]

. . . . . . . . . . . . . . . . . .