Огненный лис

Курьева успокаивали все по очереди. Сначала это пробовали сделать Сергей Иванович с Шурэном, потом к ним подключилась дородная, многоопытная тетка-проводница, потом — ещё несколько добровольцев из числа разбуженных посреди ночи пассажиров.

— Где она? — Бился в истерике Тимур. — Где эта гадина? Где?

— Успокойся ты! Успокойся…

— Что это с ним? Что случилось?

— Да перебрал немного… бывает! Лежи, тихо… вот так. Молодец!

— Ой, да что же это? Он же пакет мой сейчас кинет!

— Пакетик отдайте, гражданин… Заберите у него чужие вещи, слышите?

— Сейчас, одну минуточку…

Обошлось без транспортной милиции и составления протокола, хотя кое-кто поначалу высказывался именно за такой вариант. Но потом, постепенно, народ успокоился — и обошлось. В конце концов, ну, действительно, что возьмешь с мужика, перепившего по дороге? Наши люди вообще на удивление терпимы и отходчивы по отношению к пьяницам.

А вскоре, все той же теплой южной ночью, поезд прибыл на железнодорожную станцию Кременчуг, где навсегда распрощался и с Тимуром Курьевым и его спутниками.

… Сергей Иванович не ошибался. Приблизительно в те же минуты, когда пассажиры из Санкт-Петербурга покидали вагон, в светловодском баре «Ночная гавань» Виктор Рогов-Левшов воплощал в реальность свои немудреные представления о красивой жизни.

Несколько автомобилей, принадлежащих финансовым воротилам районного масштаба и соответствующей «братве», были припаркованы прямо перед входом в бар. В этом выражался своеобразный местный шик — неписаные правила светловодского этикета предписывали «серьезным людям» ставить машины как можно ближе к выходу, чтобы мимо них с трудом мог протиснуться посетитель.

«БМВ» Циркача занимала вполне подобающее место среди остального автотранспорта, а сам Виктор был уже давно, изрядно пьян, и вел себя соответственно: то вскакивал вдруг со своего места, выписывая под музыку замысловатые коленца, то посреди очередного танца возвращался за столик, чтобы рассказать очередной «бородатый» анекдот.

Рядом с ним, уткнувшись в тарелку, сидел Андрей Мальченко по прозвищу Палец. Не обращая внимания на окружающую суматоху, он сосредоточенно жевал, жевал, жевал… в то время, как третий член компании, Данила Московский, вместо закуски предпочитал вдыхать едкий дым ростовской «Примы».

При этом, он то и дело с презрением поглядывал на обкурившуюся травки молодежь из «команды» Шурэна, которая расположилась в противоположном углу бара, за спиной у Виктора. По соседству с ними, под тусклыми лучами дешевого бра, полулежал в мягком кресле местный преступный «авторитет» по кличке Чук.

Славился этот Чук истеричностью, злобным характером, да количеством отбытых сроков за кражи, наркотики и хулиганство. Две юные девицы легчайшего поведения поочередно висли на его шее, без причин хохотали и пили коктейль из ликера, разбавленного пепси-колой. Стоит отметить, что одна из этих малолеток была дочерью заместителя начальника городской милиции.

В прокуренном до синевы воздухе «Ночной гавани» звучали обрывки разговоров:

— Беру я этого козла, и… а-джа! Об стену башкой, понял?

— А сколько он Еврачке задолжал?

— Не он ей, а она ему.

— Так почему его-то — башкой?

— Чтоб назад не просил! Мы ведь это, типа, её «крыша».

— Тогда конечно… братва, может, ещё «дунем»?

— А есть у кого? Осталось?

— У Гарпуши всегда есть. Эй, братан, подогреешь по-кентовски?

Гарпуша, низкорослый, рыжеватый живчик из шурэновских, самодовольно усмехнувшись, выбросил на грязный стол пакет, свернутый из газеты и перетянутый желтой резинкой:

— Пользуйтесь, я сегодня добрый.

— Пижон! — Подначил его кто-то. — Довыпендриваешься когда-нибудь со своими приметными резинками. Хапнут тебя менты за задницу — и привет!

— Между прочим, могу и обратно забрать…

Но чужие руки уже тянутся к пакету, разворачивают бумагу — и вот по залу поплыл душистый дымок, глаза приятелей засветились, и все вокруг стало чище, прозрачнее и веселее. Дочка милицейского начальника с непривычки закашлялась, хлебнула ещё пепси-колы, закашлялась вновь, затянулась, придерживая в легких дым, шумно выдохнула…

— Давай «запаровозим»? — предложила ей подруга постарше.

— Давай…

— Слышишь, Чук, — окликнул Данила. — Ты, говорят, охотился сегодня?

— Сейчас принесут, — кивнул тот в ответ и повернулся к официантке:

— Ну, что у тебя там, Лорка?

— Уже подаю! Все готово.

Музыка стихла, как по команде. Двери, ведущие в кухню, раскрылись, и под восхищенный гомон посетителей официантка Лора вынесла в зал огромное блюдо жареной гусятины.

— Откуда? — удивился Палец, срочно отодвигая в сторону свою тарелку с недоеденным гарниром.

— Чук с утра добыл, — пояснил Данила и подмигнул Виктору. Он уже успел рассказать приятелю, что его знакомый, криминальный «авторитет», вовсе не бродит с ружьем по лесам и полям, добывая пернатую дичь, а предпочитает домашнюю птицу, оставленную без присмотра жителями близлежащих сел. При этом, в качестве подручных средств для своей «тихой охоты», он обычно использует палку потяжелее и пару холщовых мешков.

— Угощайтесь, господа! — Сделал широкий жест уголовник по прозвищу Чук.