Огненный лис

— Я погляжу, — вызвался Папич. — Может, туда и переберемся. Ночью холодно будет.

— Как там лодка наша? Не унесло бы…

— Не переживай, — успокоил приятеля Палец. — На берег мы её вытащили, брезентом накрыли.

— Я лодку цепью прикрутил. Не унесет, — добавил Виктор и в сердцах хлопнул себя по колену ладонью:

— Ну, бомжара! И где можно в такую сраную погоду валандаться? Ждем его, ждем…

— Я все никак в толк не возьму, — Данила распаковал сумку с продуктами, расстелил на полу клеенку. — Что оно так воняет? Весь вечер принюхиваюсь. Как будто целый полк здесь месяц жил и под себя гадил.

— Вообще-то, здание заброшено давным-давно. Никто не убирает.

— А бомжик? Он же здесь живет. Неужели совсем оскотинился? Или, может, сам живет в другом месте, а сюда только гадить ходит?

— Ну, тогда завтра он точно заявится, — ухмыльнулся Данила. — По нужде.

— Не заявится.

Все обернулись. Из темноты вышел Муля Папич, присел рядом, отломил кусок хлеба и начал сосредоточенно, задумчиво жевать.

— В чем дело? — Понизив голос, Виктор настороженно огляделся по сторонам.

— Издох, — коротко ответил Муля.

Виктор и его спутники, один за другим, поднялись и направились к двери, из-за которой только что появился Папич.

То, что раньше считалось хозяином здешних мест, представляло собой теперь нечто разбухшее, неопределенной формы и цвета. Останки бомжа занимали металлическую солдатскую койку, пружины которой врезались в мертвую плоть, черные губы сомкнулись, а веки распухли. Нестерпимая трупная вонь беспощадно ударила в ноздри собравшимся — Виктор ощутил рвотные позывы и, отвернувшись, обронил фонарь. Неловко подхватив фонарь с пола, он буквально вывалился за дверь:

— Муля! Это он?

— Наверное, — отрешенно ответил Папич. — Больше, вроде, некому.

— С месячишко здесь валяется, — Палец пытался справиться с собой, но в конце концов все-таки не выдержал и, перегнувшись почти пополам, выблевал в угол остатки завтрака.

— Не больше четырех дней, — возразил приятелю Данила. — Жара, потому и тело такое…

— Откуда знаешь? Ты чего, доктор?

— Знакомая ситуация. У меня дядька двоюродный так же помер, Царствие и тому, и другому небесное.

— Что делать будем?

— Ментам надо бы сообщить.

— Ага, конечно… а зачем? Попруться они сюда из-за какого-то бомжа, как же!

— Да и остров засветим.

— Интересно, родственники у него были? — Неизвестно кого спросил Виктор.

— Вряд ли, — рассудил Палец. — Стал бы человек при живой родне…

Вновь воцарилось молчание. Каждый задумался о своем.

— Значит, так, — подвел черту Виктор. — Ситуация неприятная, но ничего не поделаешь.

— Завтра придется его похоронить.

— Правильно, — согласился Муля. — Человек без могилы — разве это человек?

— А ночевать-то где будем? — Поинтересовался практичный Палец.

— Ну, не здесь же. Спустимся вниз, набьемся в лодку, брезент натянем…

— Дельно! — Палец даже не стал обсуждать идею Виктора — просто встал, подхватил в обе руки канистры и пошел на улицу.

— Для могилы как раз та яма подойдет, в которую я свалился, — внес свою лепту в общее обсуждение Данила.

…Ночлег в тесной, ребристой лодке оказался настоящим мучением. Одно дело — нестись вчетвером по волнам на моторном «Прогрессе», и совсем другое — в таком же составе в нем спать. Приятели скрючились, как могли, под брезентом: ни тебе пошевельнуться лишний раз, ни вздохнуть привольно. К тому же, ближе к полуночи припустил мелкий дождик.

Словом, как только первые лучи солнца выстрелили из-за горизонта в глубокое предрассветное небо, все четверо, как по команде, полезли наружу из тесного дюралевого чрева. Заохали, застонали… Палец прикурил первым делом свою вонючую «приму», громко заматерился и сплюнул с досады в песок:

— Нашел, пес, время — коньки отбрасывать! Лето кругом, погоды чудные стоят, а жизнь, можно сказать, так и прет…

Он украдкой взглянул на товарищей и поправил в штанах напрягшийся по случаю раннего утра детородный орган.

— Кто прет? — Не понял виктор.

— Жизнь, — смутился Палец. — А бомж этот, видишь ли, помер.

— А, — кивнул Виктор. — Понятно. Завтракаем — и на базу!

Поднявшись обратно, они первым делом обследовали поляну с остатками полосы препятствий. Кое-где советская армия ещё напоминала о себе то сваренным из проржавевших труб «лабиринтом», то «забором» из гнилых досок…

— Ага, вот и яма, — Данила остановился на самом краю утонувшей в бурьяне траншеи.

Следом подошел Муля Папич, глянул вниз:

— А ведь её подкапывал кто-то. Дерном укреплял. И совсем недавно. — Подметил он.

— Неужели, бомжик покойный к войне готовился?

— Интересно, что там? — Кивнул палец вдоль траншеи.

— Да все, как обычно, — ответил Виктор и зачем-то извлек из давнего своего, офицерского прошлого никому здесь не нужные сведения:

— Длина четырнадцать метров, с торца — «перекрытый ход сообщения» и через восемь метров по нему — «колодец». Глубина полтора метра, площадь сечения — метр на метр. Я, в свое время, таких траншей изрыл тьму-тьмущую.

— Может, глянем? — Предложил Палец. — Для прикола.

— Гляди, — пожал плечами Виктор.