Огненный Лорд и я

Через два месяца нас «выпустили» — сказали, что папа теперь не алкаш, и у нас начнется новая жизнь. А еще через три недели — когда я уже училась на первом курсе — папа снова запил. Вот так просто, без всякой особой причины — я пришла домой, а он снова пьяный, как будто и не было тех трех месяцев в таежном резорте.

У меня тогда реально руки опустились.

Дачу я взяла на себя, но, конечно же, огород пришлось забросить — и без пропалывания грядок проблем было по горло. Училась усердно как могла, а вечерами еще и на автозаправке впахивала… Приезжала в деревню изредка, отдыхать — благо ехать недалеко, минут двадцать на электричке и километр пешком пройтись по проселочной дороге.

А на втором курсе эту же дачу по недосмотру и спалила. Точнее не сама я, а те товарищи, что за занавеской уединились и жгли для романтики с десяток восковых свечей сразу. Уж не знаю дошло ли у них до самого главного, но пожар они устроили знатный.

Господи, неужели все это было только пару дней назад! — тот пожар, который я еще не скорое забуду. Как металась среди теряющих сознание людей, вытаскивала одного за другим на улицу — продышаться под звездным небом… Я ведь не знала тогда, что в огне не горю и в дыму не чахну… Думала, просто быстро бегаю, умело уворачиваясь от языков пламени, и дольше других могу задерживать дыхание.

Вытащила я троих, остальные выкарабкались сами.

Кроме них — той парочки, что все и затеяла. Эти двое, увы, выбраться не успели… и я до них добралась слишком поздно, когда уже без сознания лежали, один на другом…

Так и не очнулись, бедолаги. Уже в больнице я узнала, кто они и как зовут — студенты, разумеется, как и я, оба с факультета журналистики.

Я закрыла глаза, вдруг осознав, насколько их судьба хуже моей. Да, меня похитили и чуть не изнасиловали. Да, я черт знает где — откуда, возможно, уже никогда не вернусь…

Но я жива. Я здорова. А они… они уже в морге.

— Если ты не в чем не виновата, я тебя отпущу, — заявил вдруг Эллиор, вклиниваясь в мои горестные воспоминания. — Не надо так сильно беспокоиться.

Я вздернула на него голову, от неожиданности не врубаясь, о чем он.

— Что?

— Если Инквизитор постановит, что ты попала сюда случайно и ничего не знала о своем происхождении — я отпущу тебя обратно в твой мир.

Я даже приподнялась на сиденье, схватившись за ножны его меча.

— Но… как? Как вы это сделаете?

— Я могу настроить мой личный портал на твой мир. Узнаю координаты.

— Пожалуйста… — я умоляюще прижала руки к груди, забыв от волнения все слова. — Пожалуйста, отпустите меня… Я ведь ничего не сделала и ничего не знала…

Он поморщился, будто моя настойчивость была ему неприятна.

— Я не люблю повторяться. Ты не представляешь больше для меня никакой ценности, Надя. Если Инквизитор не найдет в тебе лжи — будешь свободна. Мое слово.

И опять отвернулся.

И я отвернулась. Уставилась в окно, поджимая губы, чтоб не дрожали, переваривая то, что только что услышала.

«Ты не представляешь больше для меня никакой ценности, Надя…»

Вот он — залог моей свободы! Мое счастье и освобождение — на расстоянии вытянутой руки. Ведь даже если Инквизитор этот долбанный читает мысли — ничего крамольного он в них не увидит, потому что я чиста и невинна, как ангел с небес.

Так почему же я сижу здесь, пялюсь во тьму и глотаю соленые слезы, вместо того, чтобы радоваться?

* * *

Замок Уштор был огромен, черен и по большей части пуст, за исключением покоев хозяина — седобородого старика, такого древнего, что он походил на скелет, каким его рисуют на иллюстрациях лекарей.

Вырубленный прямо в скале, замок омывался со всех сторон бушующим морем — волны разбивались о его основание, плавно переходящее в камень, а брызги иногда достигали окон на самом последнем этаже строения.

Когда-то Уштор принадлежал могучему, богатому клану, был ухожен и полон челяди, однако за три века его неумирающий хозяин сумел полностью разорить и родовое гнездо, и сам клан — вовлекши всех в аферу, которой не было конца и не было исхода.

Хозяину было плевать на деньги, плевать на славу и почести. Его не интересовало ничего, кроме ЦЕЛИ — его единственной, великой и несбыточной мечты. Того, ради чего он поддерживал в себе жизнь все эти века, пусть даже и Темной Магией.

Потому что, в отличие от потомков, проклинающих его за расточительство, старик помнил нечто гораздо более важное, чем все материальные блага мира вместе взятые.

Старик помнил, каково это — летать.

— Дед! Дед! — хромающий на одну ногу худосочный юноша с необычайной для него скоростью передвигался по коридору, спеша в центральную залу. Сначала он бежал, опираясь на трость, потом отбросил ее и захромал чуть ли не в припрыжку.

— Что ж ты так кричишь… — поморщился старик, зябко кутаясь в объемистую черную робу.

— Там… там… — хромый юноша, наконец, добежал до огромного, потемневшего от древности трона, схватился за подлокотник и согнулся в три погибели — то ли кланяясь, то ли пытаясь отдышаться. — Дед, там… Чучело…

Старик вдруг подался вперед — слишком резко для трехсотлетнего полутрупа.

— Что Чучело?

— П-повернуло голову… на север…