Она страшно испугалась его и бросилась прочь. Ей казалось, что огонь всё же перебросился на перья хвоста, что он прожжёт её своими глазами насквозь, но нет. Девочка-птичка бежала вслед за Снежнорогом, роняя слёзы. Огненный мальчик остался в чаще леса один.
«Я трус». – Он почти смирился с этой мыслью. С приговором. Почти нашёл в себе сил принять это новое, липкое, неприятное чувство. «И слабак», – добавил он. Новое обвинение было ещё достаточно острым, чтобы больно уколоть его покачнувшуюся гордыню. Двигаться не хотелось. Он просидел на одном месте несколько часов. Просто не мог найти в себе сил, чтобы подняться.
«Да и зачем теперь?» Огненный мальчик всё равно не мог придумать, что ему теперь делать. Его жизнь уже давно была лишена всякого смысла, но раньше у него хотя бы оставалась надежда обрести его. Был страх стать слабым и бесполезным, страх подвести семью, разочаровать их. Была жгучая ненависть и желание расплаты. Призрачная мысль о том, что он способен спасти свой народ и заслужить их уважение. Эти чувства руководили им, они вели его сквозь долгие снега. Такие сильные, они подпитывали пламя, толкали его вперёд. Лишившись всего, признав своё поражение, Огненному мальчику стало казаться, что он сгорел дотла. Испепелённый, пустой, не способный пошевелиться, он больше не знал, что ему делать и куда идти.
Однако, другая мысль ещё сильнее расходилось с его природой. Она расшатала те столбы, на которых строилось его понимание жизни и своего предназначения. Огненный мальчик чувствовал, что поступил правильно, и в то же самое время гнал прочь эту мысль.
Он знал, что должен был завершить начатое. Найти Белого Оленя и свести с ним счёты. Но в то же самое время он не мог позволить Девочке-птичке пострадать. Долгие ночи напролёт он не мог уснуть, представляя и обдумывая, как поступить. Должно быть что-то сломалось в нём, или изначально было неправильным. Любой бы другой Огненный человек просто сразу прогнал бы её прочь, или напал на неё. Вот что было бы правильным. Огненные люди не нуждались в друзьях. Они не строили союзов и не вели переговоры. Это он успел усвоить за свою жизнь. Покуда горело пламя, в их сердцах всегда велась война против всех других племён.
«Но она спасла мне жизнь… дважды спасла меня», – вспомнил он и странная, незнакомая раньше боль поднялась из груди, из самого жерла вулкана, бушевавшего внутри него.
– Я не должен был ранить её… – произнёс он вслух и сам испугался своего голоса. – И прогонять вот так тоже не должен был…
Но другого выхода он не видел. Эта двойственность вызывала болезненный зуд. Он стиснул зубы, и прижал руки к лицу. Попытался сдержаться, но вопль непроизвольно вырвался изо рта. Огненный мальчик закричал, пытаясь прогнать чувства стыда и вины, прогнать боль, но те с криком, только удвоились.
– Она назвала меня другом… – вспомнил он и тут же потерял дар речи от новой волны, поднимавшейся по горлу.
Огненный мальчик ненавидел себя. Он загорелся ещё ярче, вспыхнул от разрывающих его изнутри чувств. Снова прижал руки к лицу и тут их сильно обожгло холодом. Ничего подобного он никогда не испытывал, попытался сдержаться, но не сумел. Слёзы вырвались из глаз, заставив его зажмуриться. Они текли по щекам, шипя, превращаясь в пар. Огненный мальчик сжался в клубок, свалившись на бок. Слёзы всё текли и текли из глаз и остановить он их никак не мог. В конце концов всё его лицо пылало болью, но перестать плакать он тоже не мог. Две искры на месте глаз погасли, превратившись в чёрные угольки. Раскрытые объятья Чёрной совы сомкнулись над ним. Мир померк. Её ледяные перья спрятали его. Он оказался в беспроглядной темноте. Слабый, жалкий, слепой и бесконечно одинокий.
Но всё со временем проходит. Даже самые сильные слёзы. Огненный мальчик понимал, что не сможет сидеть здесь вечно. Слёзы принесли с собой очищение и чувство странной пустоты внутри. «Интересно, я всё ещё огненный?» – подумал он, поднимаясь с места и делая первые нерешительные шаги в зияющую пустоту. Неизвестность страшила его. Ему казалось, что он упал прямо в гладь чёрного океана и теперь находится на самом дне.
«Я должен найти Девочку-птичку, – решил он. – Хотя бы чтобы извиниться. А потом можно умирать». Он ещё не придумал, как это лучше сделать. Может, попросить быстрой смерти у Снежнорога? Тот наверняка не откажет, может, даже обрадуется, что последний уцелевший из Огненных людей сам пришёл к нему. В конце концов что-то действительно было неверным в его народе. В таком красивом мире, где жили Люди-птицы, мастеря поделки из ракушек и любуясь звёздами, наверное не нашлось места воинственным Огненным людям, привыкшим сжигать и испепелять всё и всех, кто их окружал.
Он шёл в беспроглядной слепоте, иногда натыкаясь на деревья, сбившись со счёта от того количества раз, что ему пришлось упасть или удариться.
– Птичка! – позвал он так громко, как только мог. – Эй, Птичка!
Не было ответа.
Должно быть, та была уже далеко. Сколько вообще он просидел на одном месте, пока она убегала от него через лес?