Огненный омут

– Не ослышалась ли я, отче?

Он не видел Эмму, но, казалось, спиной ощущал ее недоуменный взгляд.

– Пусть унесут детей. Позже я сам прослежу, чтобы дети коснулись мощей Святого Адриана.

Монахи из Эрве плакали. Хор пел:

И Творцу хвала и сыну —
Господа творению, —
Мир, и честь, и мощь, и слава,
И благословение!

Даже норманны казались растроганными. Они были любителями ярких зрелищ, но даже их самые торжественные жертвоприношения не обустраивались столь красиво и величественно, как эта передача гроба святого разрушенному монастырю. А когда супруга их правителя в короне и ослепительной белой одежде опустилась на колени в пыль и, положа руку на край выглядывавшей из-под покрытия гробницы, стала молиться, даже суровый Беренгар зашмыгал носом.

Франкон стоял не шевелясь. Безусловно, присутствие Эммы, ее смирение, внесли свою лепту торжественности в ритуал. Он видел, как она величественно встала, широко осенив себя крестным знамением. И замерла. Стояла, не шевелясь.

«Что с ней?» – не понял Франкон, но, когда проследил за ее взглядом, даже икнул от неожиданности. Ги Анжуйский!

«Он совсем обезумел!» – невольно перекрестился испуганный епископ.

Ги стоял среди толпы сопровождающих гроб священников, помахивал кадилом. Он тоже глядел на Эмму из-под капюшона. Шрам словно кривил его рот в насмешливую улыбку. Потом он опустил голову, сделал шаг назад, укрывшись за спинами иных бенедиктинцев.

– Чистое безумие! – бормотал Франкон. – Его могут узнать. Беренгар не на миг не задумается убить того, кто известен в Руане как человек, пытавшийся похитить Эмму.

Эмма была бледна. Франкон краем глаза следил за ней. Она держалась спокойно, на Ги больше не глядела, сняла с запястий два сверкавших изумрудами браслета, положила на покрывало мощей. Первое подношение для восстановление монастыря. За ним последуют и другие. Но сейчас Франкон думал лишь о том, не выдаст ли себя Эмма, проявив интерес к Ги. Ни малейшего. Казалось, она словно забыла о его существовании. Да и Ги старался не выпячиваться. Но все же когда Франкон смог с ним переговорить, то недовольно высказался, что Ги неосторожен и глуп, раз посмел явиться в Эрве.

Это произошло только вечером следующего дня, когда мощи святого были установлены в положенном месте в крипте, торжественные молебны отслужены и, как было заведено еще в старину в день Троицы, молодежь, украсив себя зеленью и цветами, устроила пляски на лугу за развалинами стены.

Франки после вечерней мессы и угощения готовились в обратный путь. Пожалуй, многие из них, убедившись, что норманны настроены миролюбиво, не прочь были бы и остаться, однако, посовещавшись, все же решили не ночевать в Эрве. Франкон понял причину, когда сзади к нему тихо приблизился Ги.

– Я прибыл, чтобы удостовериться, что Эмма Робертин с нормандским бастардом здесь, – негромко заговорил он. – Мало кто знает ее в лицо среди франков. Хотя… – Он вздохнул. – Птичку из Гилария ни с кем не спутаешь, и любой из моих спутников мог подтвердить, что эта красавица и есть Эмма. К тому же я хотел оглядеть местность и узнать, как норманны охраняют Птичку.

– Лагерь хорошо охраняется, – заметил епископ. – Эти люди с севера, какими расслабленными они сейчас бы ни казались, хорошо знают свой долг и будут стоять за жену правителя до конца.

Ги лишь усмехнулся.

– Им не придется защищать ее. Она сама придет к нам.

Франкон не понимал, что кроется за подобной уверенностью. Там, где замешана Снэфрид, всегда было что-то таинственное. И он не должен вмешиваться. Еще герцог Роберт говорил, что Снэфрид поможет им выманить Эмму из лагеря. От него же ничего не требовалось. И это хорошо. Ибо, там где дело касалось Ролло, лучше всего держаться в стороне, чтобы сохранить голову на плечах.

Он продолжал глядеть в сторону дороги. Видел собирающихся в путь франков. Им дали мулов, зажгли факелы. Но они все еще мешкали, смеялись, болтали с норманнами. Обстановка казалась мирной, ничего не предвещало неожиданностей. И тем не менее Франкон вздрогнул, когда Ги произнес:

– Это случится сегодня. И я хотел бы быть все время рядом с ней.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа!.. – перекрестился Франкон. – Вы понимаете, чем грозит эта спешка? Паломники не успеют разойтись, франки не будут в безопасности. А ведь именно на них обрушится гнев Роллона.

Хотя он и понимал, что Ролло, узнав о самовольной отлучке жены, может прибыть в Эрве в любой момент или прислать за ней эскорт, и тогда план франков рухнет, он все же должен был думать и своей пастве.

– Вы не посмеете нам помешать, – вскинул голову Ги. – Вы ведь не хотите, чтобы норманнский пес узнал о вашем подстрекательстве?

У Франкона вдруг и в самом деле возникло желание сообщить Беренгару и Оттару о готовящемся покушении. Он был зол. Что о себе возомнил этот перекошенный мальчишка, что смеет угрожать ему? Когда многие его знают и могут схватить, насторожиться, уехать, если что-то заподозрят.