Огненный остров

«Товарищ генерал-полковник, докладывает бывший сержант 650-го стрелкового полка 138-й Краснознаменной дивизии Иван Ильич Свидров.

24 октября 1942 года мне было приказано с группой из четырех солдат защищать один из домов Нижнего поселка завода „Баррикады“. Тот дом имел важное тактическое значение в обороне полка, и нас предупредили, что удержать его надо любой ценой.

Каждый день мы отбивали по нескольку яростных атак фашистов. Но к вечеру 27 октября у гарнизона иссякли патроны, гранат не было, а мы уже отрезаны от своих. Трое пали смертью храбрых. Я и старшина-казах были ранены. Но бой продолжали. Мы засели в подвале дома. Хоть под землей, а рубеж наш. И удержали его, пока наши контратакой не отбросили фашистов. Много врагов полегло около дома и в доме, который мы защищали.

А доложить командованию, что гарнизон выполнил задачу, я уже не мог. Потому делаю это сейчас.

Тяжелораненого, контуженого, переправили меня на другой берег Волги и эвакуировали в тыл. После выздоровления вернулся в строй и сражался на других фронтах. В госпитале узнал, что наш гарнизон считался целиком погибшим, а родным послали похоронную. Сейчас живу и работаю в Волгограде. Приглашаю Вас к себе в гости.

Бывший сержант 138 сд Свидров».

Я оглядел зал и поднял конверт, как знак ожидаемой встречи.

Да, это был тот самый Ваня, начальник маленького гарнизона на Нижнем поселке. Он, оказывается, дрался и на Ленинградском фронте, был второй раз тяжело ранен под Тарту и уже после войны инвалидом приехал в Сталинград. Работал, учился, стал инструктором промышленно-транспортного отдела Центрального райкома КПСС Волгограда. В городском музее обороны Свидров увидел пробитый осколком гранаты партийный билет своего бывшего командира дивизии. Там же в музее Свидрову сказали, что генерал-полковник Людников жив и приедет на празднование двадцатой годовщины разгрома фашистов в Сталинградской битве.

Так и встретились мы с тезкой.

^{Встреча И. И. Людникова с бывшим сержантом 650-го полка И. И. Свидровым (крайний слева) в дни празднования 20-й годовщины Сталинградской битвы.}

Сержанта Ивана Злыднева из 344-го стрелкового полка я запомнил не только потому, что у него необычная фамилия. При первой встрече, не смущаясь присутствия командира полка капитана Коноваленко, который меня сопровождал, Злыднев стал жаловаться:

— Скучновато тут одному. Пока светло, бегаю по коридору от амбразуры к амбразуре, поглядываю, постреливаю. То из винтовки, то из пулемета. А ночью маюсь в одиночестве. Дайте напарника.

Он показал свое «хозяйство», рассказал, где обнаружил цели, и опять стал жаловаться:

— Назначили меня комендантом второго этажа, а над кем я комендант? Патронов, опять же, нехватка…

Патронов у каждой амбразуры было достаточно. Коноваленко даже пристыдил Злыднева, но тот не унимался:

— А мне мало. Расход большой.

Я заметил, что патронов на фашистов жалеть не следует, но тратить их надо с толком, доставлять боеприпасы к нам тоже под огнем противника нелегко.

— Для нас ничего не жалко, — возразил Злыднев. — Мы у всего советского народа на виду.

Через несколько дней в боевом донесении командира 344-го полка фамилия Злыднева была названа в описании боя за дом, где он был «комендантом» второго этажа. Вражеские саперы сделали подкоп к этому дому, в подвал проникли автоматчики. Бой шел на лестничной клетке и на верхнем этаже. Пятнадцать гитлеровцев истребил сержант Иван Злыднев. Последний бой он вел на крыше, куда забрался с ручным пулеметом. Еще семь гитлеровцев, перебегавших улицу, были скошены очередями из пулемета. Кончились патроны, и Злыднев, прикрываясь дымоходной трубой, отбивался гранатами. Сержанта ранили, но все же он пробился к гарнизону соседнего дома, перевязал рану и продолжал бой.

И еще о сержанте из 768-го полка майора Гуняги.

Александр Пономарев прибыл в полк с пополнением в той группе, о которой нас предупредили: «Состоит из лиц, досрочно освобожденных из мест заключения». Ранее служил в армии, имел звание сержанта. Когда пополнение распределяли по ротам, Пономарев просил, чтобы его назначили в разведку. Ему отказали и отправили в 3-ю роту, где было мало людей. На вторую или третью ночь Пономарева уже посылали в секрет. Никому и в голову не пришло, что из секрета, да еще в осеннюю ночь Пономарев при желании может покинуть свой пост. Если солдат на переднем крае, как же ему не доверять?