– Жалеть о чуде, проклинать того, кто отнимет у смерти мою Эстер! Ах, доктор, вы в это не верите!
– Я настолько верю в это, что составил небольшой контракт, чтобы обеспечить выполнение нашего соглашения.
– Дайте, доктор, я подпишу.
– Нет, так, не читая, не подписывают: потом ты меня станешь обвинять в том, что я расставил тебе ловушку.
Он вытащил из кармана бумажник и достал исписанный лист бумаги.
– Вот видишь, эти буквы написаны обыкновенными чернилами; вот печать уважаемой нидерландской компании, не имеющей – по крайней мере, явно – ничего общего с Люцифером; ты можешь убедиться, что это не пахнет серой, – сказал доктор, протянув бумагу молодому человеку.
Это был один из тех гербовых листов, какие используют торговцы и юристы. Документ, составленный в форме завещания, гласил:
Эусеб без остановок прочел вслух содержание странного документа.
– Перо и чернила, доктор, дайте мне перо и чернила! – потребовал он, озираясь по сторонам и стараясь отыскать эти предметы.
Доктор опустил свою ладонь на его протянутую руку.
– Я уже сказал тебе юноша, – произнес он, качая головой. – Я уже сказал, что ты слишком торопишься.
– Я прошу вас дать перо и чернила, – повторил Эусеб.
– Подумай, – продолжал доктор, – я не заставляю тебя это делать: здесь нет ни наущения, ни обмана, ни принуждения. Точно ли в здравом уме и твердой памяти, вполне ли добровольно ты подписываешь эту бумагу?
– Без наущения, обмана и принуждения, в здравом уме и твердой памяти, по собственной воле.
– Предупреждаю тебя о том, что, какие бы слухи обо мне ни распространяли, в любом случае, стоит тебе подписать этот документ – и, вблизи или издалека, живой или мертвый, я стану читать в твоем сердце, словно в книге, самые тайные твои мысли. По тому, что уже произошло, и особенно по тому, что произойдет сейчас, ты сможешь судить о моем могуществе, которое, несмотря на все успехи науки в 1847 году от Рождества Христова, все же слишком велико, чтобы принадлежать к этому миру. Как только договор вступит в силу, я смогу распоряжаться твоей жизнью, убить тебя, если пожелаю: твоя смерть для тебя самого и для тех, кто имеет право спросить у меня в ней отчета, будет выглядеть самоубийством. Так что подумай еще, прежде чем подвергнуться испытанию, и если оно пугает тебя, время пока есть: скажи последнее «прости» этой женщине, которая не может тебя услышать и не узнает, что ты струсил, и она безболезненно перейдет из сна в смерть.
Эусеб некоторое время пребывал скорее в изумлении, чем в нерешительности.
– О нет! – воскликнул он наконец. – Разделить ваши ужасные сомнения значило бы нанести оскорбление Богу и людям, сердцу и душе. Мы будем жить, Эстер, – продолжал он, обернувшись к молодой женщине и в этом зрелище черпая новые силы. – Мы будем жить для любви, жить один ради другого, жить один во имя другого, и, какие бы несчастья и тревоги ни ожидали нас на земле, рядом с тобой, моя Эстер, сильный своей любовью, я буду мужественно сражаться и найду для тебя утешения и радости даже среди наших страданий… Перо и чернила!
– Вы не узнаете ни нищеты, ни страданий, напротив, вы будете богаты и счастливы. А теперь готов ли ты подписать эту бумагу, Эусеб?
– Я могу упрекнуть вас лишь в одном – вы слишком долго не даете мне то, что я прошу. У меня здесь нет ни пера, ни чернил, но такой могущественный человек, как вы, не остановится перед такой малостью.
– В самом деле, у меня всегда при себе перо, чтобы выписывать рецепты, – ответил доктор. – Что касается чернил, раз их здесь нет, поступим в соответствии с традицией: заменим их каплей крови.
– Капля крови, согласен! – сказал Эусеб, поднимая рукав на левой руке.
Доктор вытащил из-за подкладки своего пальто стальное перо с тонким, как острие ланцета, кончиком и уколол Эусеба в срединную вену.
Эусеб тихо вскрикнул – показалась капля крови, похожая на жидкий рубин.
Доктор подхватил эту каплю кончиком пера и протянул перо Эусебу, повторив:
– Без принуждения? Добровольно?