Огненный перевал

Бандиты пришли не со стороны лагеря, следовательно, их не должно быть слишком много. Это я предвидел. Я хорошо помнил то, что говорил командир роты в разведдонесении. Что бандиты группируются где-то в горах, готовясь к прорыву. Если они группируются и еще не сгруппировались, то естественно предположить, что и новые группы будут подходить. Естественно, подходить не со стороны перевала, не от границы, а из внутренних районов. И хороши мы будем, если вынесем раненых в ту сторону и не выставим заслон, то есть попросту избавимся от раненых, как от мешающего груза. А дело может именно так трактоваться. Наши военные следственные органы любят любые сомнительные случаи трактовать не за, а вопреки. То есть обвинять, забывая, что они не обвинители еще, а следователи.

И я выставил заслон. Правда, в него вошло только трое полностью здоровых, трое легко контуженных солдат и один с легкой рваной раной мягких тканей спины. Но все же они были в лучшей боевой форме, чем остальные, и положиться на них можно. Тем не менее интенсивность стрельбы говорила, что бой завязался нешуточный и сразу уничтожить подошедших бандитов не удалось. А если это не удалось сделать сразу, как, например, первой засаде удалось уничтожить первую группу, значит, противник значительно превосходил наш заслон количеством. Впрочем, был еще один вариант. Если бы мы в невысоких горах проводили операцию, в горах, сплошь покрытых лесом, как большинство гор в относительно плотно населенных районах Чечни, вторая группа могла бы и не услышать звуки боя, который вел с боевиками наш первый заслон. Но здесь звуки хорошо разносятся по долине, и еще эхом обрастают, отчего слышимость хорошая даже вдалеке. И подходящая банда насторожилась, выставила вперед разведку, которая и завязала с нашим вторым заслоном бой, возможно, была уничтожена, но в помощь пришли другие, и бой разгорелся с новой силой.

А я завис здесь, на борту вертолета, вместо того, чтобы командовать, вместо того, чтобы самому стрелять и выстрелами защищать тех, кого я защитить должен, хотя самому воевать, самому стрелять — это всегда несравненно проще, чем принимать решения за других, чем просчитывать варианты и посылать в бой то одного, то другого, то одну группу, то другую, ломая голову над тем, как сделать лучше, и никогда не будучи до конца уверенным, что поступаешь правильно.

Впрочем, в данной ситуации командовать мне можно было бы только каким-то одним заслоном, тогда как бой вели оба, и в стороне я мог хотя бы дополнительные меры принять, чтобы избежать дальнейших неприятностей, тогда как, завязнув в перестрелке одного заслона, был бы не в состоянии что-то предпринять, если в неприятное положение попадут парни из другого. И вообще не смог бы ничего предпринять, если бы какой-то «третий фронт» вдруг открылся. Точно такой фронт, какой я хочу открыть, только со стороны противника. А противник обязательно этот «третий фронт» попытается выставить. И опередить его можно, только командуя здесь, в стороне, вне боя. В бой вступить я всегда еще успею, но и к этому бою должен заранее подготовиться.

* * *

— Все, старлей, — только сейчас капитан Павловский руки с осторожностью одну о другую потер и, кажется, впервые обратил внимание, что обе ладони у него окровавленные.

— Все? — удивился я.

— Все.

— А радист?

— Забыл про него, — легко признал капитан свою вину.

— Я сам схожу. Посмотрю, что он смог сделать там со сломанными руками… Ремонтник из него, понятно, какой… Перчаток нет?..

— Нет. Откуда здесь перчатки?

— Тогда просто руки перевяжи… Они тебе еще понадобятся. В «аптечке» что-то болеутоляющее есть. Я видел, солдаты кетонал пили… Таблетку прими…

— Где «аптечка»? — оглянулся капитан.

Я кивнул головой на второе от люка сиденье. Раскрытая и почти опустошенная «аптечка» вертолета лежала там.

Пока Павловский собой занимался, я заспешил в пилотский отсек. Но войти в него не пришлось. Младший сержант Ярков вышел из отсека, по-прежнему держа перед собой обе руки, хотя снял уже обе с перевязи. Должно быть, работал, и перевязи мешали.

— Что? — только и спросил я.

— Я, товарищ старший лейтенант, все перековырял. Бесполезно. Из того, что осталось, только детекторный приемник с трудом собрать, пожалуй, можно. Но приемник и будет работать только на прием.

— Детекторные приемники, как мне отец рассказывал, он сам собирал, когда еще в четвертом классе учился. И я могу себе представить, что это такое, следовательно, необходимости в таком приемнике не вижу, — сказал я, понимая, что младшего сержанта мне винить в ситуации не за что и он заинтересован в связи не меньше, чем я. Если бы мог, сделал бы. Винить следует меня за то, что я надеялся на ремонт связи и неблагоразумно приказал вести неприцельный обстрел. При нашем дефиците патронов это большой мой промах как командира. Если нет связи, значит, воевать нам придется долго. А чем воевать — об этом снова предстояло мне заботиться. — Пойдем, спустим тебя. Ты один остался.

— А вы как?