Огненный путь

Но в кабинете метания только усилились – и он украдкой, ругая себя, открыл ящик стола и достал старую, выцветшую в красные и желтые цвета фотографию. Ирина, в легком платье и широкополой шляпе, на отдыхе в приморском имении Рудлогов, Лазоревом. Сидит на пляжном покрывале, изящно поджав ноги. Молодая, хохочущая, с небольшим животиком – она беременна младшей, Каролинкой. Шляпа немного сбилась – потому что сзади мать обнимает маленькая Полина. Королева чуть повернула к ней голову, и они с дочерью смотрят друг на друга. Поле лет шесть, и распахнутый в детской улыбке большой рот сияет дыркой вместо переднего зуба, и волосы заплетены в куцые косички, и сама она в каком-то матросском костюмчике и шапочке. Позади виднеются фигуры старших принцесс и Святослава – кажется, в руках у него катушка с леской от воздушного змея.

От фотографии веяло летом и счастьем. Крепкой семьей веяло. В которой ему не было места.

Игорь уронил голову на руки и затих, переживая знакомое, пусть редко возвращающееся теперь отчаяние.

Он долго не помнил ту ночь, в которую была зачата Полина. Воспоминания стали прорываться только перед самым переворотом, а до этого он сходил с ума от повторяющихся снов.

Стук каблучков и хлопнувшая дверь. Собственное изумление. Черные глаза, обычно светлые как лед. Ударившее в голову желание. Женщина, впивающаяся в его губы до боли. Выгибающаяся на нем, шепчущая: «Ты сегодня нужен мне». И утреннее пробуждение в комнате за кабинетом, с больной головой и провалом в памяти.

Может, так и просидел бы полковник до утра, если бы в терпковато-болезненные волны памяти не вторгся сладкий, щекочущий ноздри сытный запах. Настойчивый аромат свежей, вкусной выпечки, который невозможно не вдыхать и не наслаждаться им. Игорь помотал головой, стряхивая тягостную головную боль, посмотрел на фотографию, улыбнулся солнечной, раззявившей рот Полине и бережно положил снимок обратно в ящик. И пошел на кухню.

Там творилось возмутительное: повариха сидела за столом и бездельничала, а капитан Дробжек, в простом домашнем платье, закатав рукава до локтя, надев белую косынку и обвязав вокруг талии передник, лепила пирожки и выкладывала их на огромный противень. Рядом стояла плетеная корзина, устеленная накрахмаленной салфеткой, до половины уже заполненная горячей готовой выпечкой. Ее было так много, что можно было все Управление накормить, а не одного тоскующего полковника и одну беременную северянку.

– Пробуйте, Игорь Иванович, – предложила Люджина, продолжая споро выкладывать пирожки на противень. Стрелковский уселся за стол – повариха уже вскочила, и понятливо ушла с кухни, и дверь прикрыла. И теперь он молча наблюдал за северянкой. И ел сладкую ватрушку с творогом. Необычайно вкусную.

Теста было очень много, Люджина лепила и лепила – пока он не насторожился, потом не обозвал себя дураком и не понял, что это ее способ справиться с нервами.

– Очень вкусно, – похвалил Игорь. Нужно же было с чего-то начинать. Капитан покосилась на него, слабо улыбнулась и с утроенным рвением стала рвать тесто.

Прошло еще несколько минут тревожного молчания.

– Полина – моя дочь, – озвучил он очевидное.

– Я догадалась, шеф, – отозвалась Дробжек спокойно. – По обмолвкам. По вашему отношению. Ну, и вы очень похожи.

– Я любил ее мать, Люджина.

Кусок теста шлепнулся на стол, и северянка ожесточенно начала выкатывать из него длинный валик.

– Вы и сейчас ее любите, Игорь Иванович, – ровно и даже немного сочувственно проговорила она, разрезая валик и начиная сплетать из трех полос что-то похожее на косичку.

– Да, – признал он и сжал зубы от страха: а вдруг сейчас снимет передник и уйдет?

– В этом нет вашей вины, – косичка, уже нарезанная и смазанная вареньем, перекочевала на противень. Капитан легко подняла его, тяжеленный, и сунула в духовку. – Просто примите это. Реальность такова, что это чувство всегда будет с вами.

– Она погибла из-за моих ошибок, Люджина.

Боги знают, зачем он продолжал разговор. Зачем? Проверить на прочность? Или не желал больше, чтобы между ними стояла эта тайна?

– Вы могли ее спасти? – Дробжек не поворачивалась. Включила воду и сурово, жестко терла губкой огромную кастрюлю, в которой заводила тесто.

– Да, – признал он. – Если бы был внимательнее. Осторожнее. Ответственнее. Настойчивее.

– Но сейчас уже ничего не исправить. И это вас убивает, – подсказала северянка тихо. И выключила воду. Повернулась, стянула с коротких волос платок и потерла им глаза.

Игорь молчал, разглядывая ее – раскрасневшуюся, немного сердитую.

– Вот что я вам скажу, Игорь Иванович, – наконец вздохнула Люджина. – Любовь останется с вами. Берегите ее. Не пытайтесь выдрать – это часть души. Уж я-то знаю, – строго сказала северянка. – А касательно вашей вины… Вы профессионал, мастер в своем деле. И если вы говорите, что могли сработать лучше, у меня нет оснований вам не верить. Вы ошиблись. Это привело к гибели королевы, к серьезным последствиям для страны. Вы виноваты.

Он сощурился – и она остановила его, предупреждающе подняв руку.