Огненный путь

Народу на базаре была тьма: такое ощущение, что половина города чем-то торговала, а половина покупала у них. Макс ходил, поглядывая по сторонам, посматривал на товары, слушал разговоры. Купил у разносчика местного пива, остановился у группы жарко обсуждающих что-то горожан.

– Говорю тебе, – с нотами фанатика взвизгивал одышливый, краснолицый толстяк, – сам слышал, своими глазами сегодня видел – пусть вытекут, если неправда! Уже привели в храм корм для богов, будет хранительница капища кровь три ночи пить, вопросы богам задавать. Вечером пойдут жрецы по улицам, сообщат о всеобщей ночной молитве! Вот и получит хранительница ответ, когда и где откроются благословенные врата!

– Так вроде получила уже, – неуверенно отвечал его собеседник, такой же толстый и рыхлый. – Отчего войско стали собирать?

– В пророчестве, – с нажимом добавил третий, явно страдающий желудком – таким землистым был цвет его лица, – точность нужна. А ну как ошибется, прогневит богов и тха-нор-арха великого? Нет уж, лучше лишнюю жертву принести.

Макс несколько часов слонялся по рынку; одни и те же разговоры повторялись с завидным постоянством и разной степенью фанатизма и страха. Купил дешевую длинную рубаху за две медные монетки – наподобие той, в которую вчера был одет старик и которую носили большинство жителей города, – и пошел обратно в харчевню.

Там было еще душнее, чем обычно. Опять сидели у очага трое охранников во главе с Кешти, а женщины, стоя на карачках, намывали пол. Хозяин развалился за своим столом, вывалив брюхо, вытянув ноги и поигрывая палкой. Наблюдал за работой и раздавал указания.

– Венин, – зарычал он на служанку, что возилась у его ног, – что ты как муха ленивая сегодня? Ишь, помяли немного, в первый раз, что ли? Шевелись! Еще на кухне ничего не готово!

Женщина согнулась, работая тряпкой быстрее, повернулась – и встретилась безразличным взглядом с Максом. Замешкалась чуть-чуть.

– Вот дрянь, – почти любовно протянул Якоши и легко ткнул ее палкой в бок. Венин дернулась от боли и снова опустила голову.

«Это тебя не касается».

Макс поморщился, обозвал себя идиотом, выдернул из ножен нож и подбросил его к потолку. Лезвие вонзилось в древесину в центре хозяйского стола. Якоши тут же подскочил, перехватил палку; поднялся и Кешти от очага.

– Нравится нож? – ровно спросил Тротт. – Отдам почти даром.

Хозяин, недоверчиво щурясь, кивнул Кешти – успокойся, мол, – с трудом вытянул нож из стола, пощупал лезвие.

– Что хочешь за него?

– Женщина мне нужна, – объяснил Макс, глядя, как цокает языком Якоши, проворачивая его оружие. – Отдай мне Венин.

– Ишь, какой, – расхохотался хозяин. – Лучшую девку? Венин, – окликнул он зычно, – чем взяла-то? Или умеешь что, чего я не знаю? Один раз поимел и уже навсегда хочет, охо-хо!

Женщина предсказуемо не отреагировала, работая тряпкой между ними.

– Сам сказал, на улицах их много, хозяин, – трудно, ой трудно было добавить в голос почтительности, – а у меня женщины нет. Эта ласковая, молчит, работать умеет – мне много не надо.

– Ножом думаешь откупиться? – в глазах Якоши блеснул азарт торговца. – Маловато будет. За нее мне каждую ночь платят.

Тротт пожал плечами, протянул руку.

– Не хочешь, и ладно. Отдавай нож. За такой пять девок можно купить. А она слабая совсем – еще пара подобных ночей, и помрет. Смотри сам, а то без всего останешься.

Хозяин еще раз придирчиво осмотрел нож. Отдавать не спешил.

– И откуда такой у нищеты бродяжной? Не жалко? Без ножа у нас не выжить.

– У меня кулаки есть, хозяин, заработаю на новый.

Хозяин думал, морщил лоб, вертел нож.

– А кто ж ее кормить будет, странник? Она у меня не только ублажением занималась. И готовит, и убирает, да и я ее, признать, пользовал, как от себя-то отрывать?

Шел уже откровенный торг, и Тротт расслабился.

– И сейчас готовить и убирать будет, – сказал он, – только вечерами пусть у меня на чердаке сидит. Не люблю использованное. Бабу себе найдешь, кров Венин со мной разделит, не обеднеешь, а за работу едой оплатишь. Моя станет – не бить, только я ее бить могу. Согласен?

Якоши провел пальцем по острию, хмыкнул одобрительно. Покачал головой.

– Сразу видно, деревенский ты, странник. Дурак. Пожалеешь, надоест – обратно нож не проси.

– То не твоя печаль, – усмехнулся Тротт. – По рукам?

– По рукам, – рявкнул тот поспешно и подставил ладони для хлопка. И сунул нож за пояс.

Макс сделал шаг, остановился у рук женщины; та замерла, повернула голову.

– Все слышала? – сказал он. – Моя ты теперь. Дела доделаешь, и поднимайся наверх. Если кто обидит – покажешь, убью. Мое никто не должен трогать, понятно?

Не ей сказал, а так, чтобы мужики услышали.

Она снова опустила голову; хозяин позади что-то ехидно ворчал, трое охранников смотрели на Макса как на больного. А две оставшиеся женщины на Венин – с жалостью. Не прекращая натирать пол.