Огненный рубин апостола Петра

– Если ты не понимаешь про воду, старик, может быть, ты поймешь про Карфаген? Ты знаешь, где он расположен?

Тут старик перестал лопотать, он выпучил глаза и громко воскликнул:

– Кар-фагена, Кар-фагена! – и возбужденно замахал руками, указывая на восток.

– Да, и звезды говорят мне, что Карфаген лежит к востоку от этих земель! – поддержал старика кормчий Сумах.

– Так, может, ты доведешь нас до Карфагена, старик? – спросил Руст, по-прежнему грозно хмуря брови.

Старик снова что-то залопотал и показал на своих коз, жарящихся над костром.

– Вот как! – Руст засмеялся. – Ты едва избежал смерти, старик, но уже требуешь возмещения своих потерь? Ладно, я заплачу тебе за коз, щедро заплачу!

Он достал из кожаного кошеля золотую монету и показал ее туземцу. Глаза у того загорелись, он потянулся за монетой, но Руст с усмешкой спрятал ее обратно и проговорил:

– Э, нет! Сперва приведи нас в Карфаген – а потом уж получишь эту монету, и еще одну такую же!

Руст достал из кошеля две монеты, позвенел ими в кулаке и строго повторил:

– Карфаген!

Темная машина остановилась перед высоким глухим забором. Бесшумно открылись автоматические ворота, и машина медленно въехала внутрь. Участок был большой и тщательно ухоженный – клумбы, цветущие кусты, красиво постриженные хвойные деревья. На участке стояла полная, удивительная тишина. Не слышно было детских голосов, и музыка не звучала в отдалении, даже птицы молчали. Да и были ли они здесь, эти птицы…

Из машины вышла худощавая молодая женщина, одетая подчеркнуто неприметно – во что-то темное, скромное, не бросающееся в глаза. Она внимательно оглядела двор и удовлетворенно улыбнулась. Все, как и должно быть – тихо и пусто, впрочем, где-то в углу работает садовник. Его можно было бы и не заметить – до того тихо управляется. Садовник не поднял головы на звук открывающихся ворот, он был глухонемой от рождения. Хотя девушка знала, что он понимает по губам. И еще она была уверена, что он знает, что она приехала, даже различает машины по шуму двигателя. Она не знала только, откуда он появился. Хозяйка всегда сама занимается подбором персонала.

Девушка пошла к дому по дорожке, обсаженной отцветающими розами, поднялась на высокое крыльцо и вошла в холл.

Одну стену холла занимал огромный камин. Дрова были сложены в нем красиво, и девушка невольно усмехнулась. Сколько она работает здесь, ни разу не видела, чтобы камин разжигали. Хозяйка редко спускается вниз, а больше в доме никто не живет. Кроме, разумеется, тех, кто ей помогает.

Не задерживаясь в холле, молодая женщина поднялась по лестнице, прошла по коридору и постучала во вторую по счету дверь.

– Войди, Лиза! – послышался мелодичный голос.

Лиза помедлила долю секунды на пороге и вошла с бесстрастным лицом.

Все стены комнаты были заставлены стеклянными витринами, у окна стоял стол, возле которого в удобном вертящемся кресле сидела пожилая женщина. Одета она была дорого и со вкусом, волосы цвета меда тщательно уложены, в ушах – серьги, глядя на которые даже несведущий человек понял бы, что они очень дорогие.

И еще даже несведущий человек почувствовал бы исходящую от этой женщины власть. Власть и силу.

Но Лиза чувствовала не только это. Она чувствовала – точнее, знала – гораздо больше.

Женщина с волосами цвета меда сидела здесь, в этой комнате загородного дома, как паук сидит в центре своей паутины, следя за малейшими натяжениями нитей и по этим едва заметным колебаниям определяя, что происходит в разных уголках мира, отдаленных от нее на тысячи километров. И решала, чем ей грозят эти события и как на них отреагировать.

На столе перед ней стоял микроскоп.

Лиза не сомневалась, что хозяйка рассматривала через этот микроскоп какую-нибудь очередную бабочку. Она любила бабочек, любила их за то, как они удивительно преображаются, превращаясь из невзрачной и даже противной гусеницы в очаровательное, невесомое создание с большими пестрыми крыльями.

Она любила бабочек – но еще больше любила власть.