Огненный скит.Том 1

Гром-молния приехала, не приехала — еле приплелась в село, расстроенная. До этого она жила надеждой, пусть небольшой, — сама считала её несбыточной, — но она грела сердце, которое надеялось на чудо, хотя столько лет не было вестей…Теперь всё оборвалось. Чуда не случилось. И шла в магазин за водкой, и пила, и валилась на постель, и выла, и рвала на себе волосы, причитала и призывала кару на свою голову. Слезами мочила подушку, и шептала: «Петечка, прости меня!» а днём шла опять в магазин и брала очередную бутылку. Петечка стал являться к ней во сне. Видела она его молодого, на лугу, в ромашках. Он стоял, глядел на неё с укором и ничего не говорил. Она кричала ему: «Скажи хоть слово, не молчи!» и просыпалась.

Бабы, с кем она поддерживала связь, говорили ей:

— Сходи в церковь, помолись, исповедуйся! Легче будет.

Но и это не помогло, Петечка преследовал её.

Все эти годы боль утерянной, своей нескладно прожитой жизни, чувство вины перед Петром нестерпимо жгли её сердце, терзали душу. Она пила водку, но это облегчения не приносило. Скорее, наоборот, водка разъедала старые раны ещё больше, ещё глубже. В отдельные моменты она пыталась противостоять вошедшей в жизнь привычке, но минуты и дни осознания радости бытия проходили. И опять гнула её тоска. Она проклинала свою слабость и снова шла в магазин. Как вдове погибшего ей дали квартиру, но она не переехала в неё.

— Вот и жизнь прошла, — шептала Гром-молния, глядя на фотографию мужа, размазывая слёзы по щекам и маленькими глотками выпивая очередную стопку.

Сидела Гром-молния до рассвета. Когда забрезжило, погасила лампочку и отдёрнула занавески. Село просыпалось. Из туманной зыбкой пелены выступали очертания домов, деревьев, отодвигалась к лесу дорога.

Гром-молния оглядела стол, на котором стояли две пустые бутылки, вытащила из-под стекла мужнину фотографию, засунула за пазуху. Закрыла крышку патефона. Провела рукой — погладила шершавую поверхность футляра, словно смахивала последние воспоминания, вышла на крыльцо, приставила к двери палку, чтобы не открывалась.

— Иду, Петечка1 Иду к тебе! Холодно мне без тебя.

Пришла на мост через речку. Тёмная вода неслышно струилась между берегов. От неё поднимался лёгкий туман. Когда-то здесь они стояли с Петром. Слушали реку, соловьёв, вдыхали кружащий голову запах цветущей черемухи… Впереди была целая жизнь…

Гром-молния подлезла под перильца и шагнула в пустоту.

1986

СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Бывший электрик, а ныне вновь испечённый арендатор Роман Фёдоров, поутру обнаружил на снегу возле амбара, в котором держал комбикорм для свиноматок, свежие следы, похожие на босую ступню человека, но гораздо больших размеров.

— Мань! — позвал он жену. — Глянь-ка! Большой сам ходил какой-то… Погляди! — Он нагнулся и потыкал рукой в снег. Его широкое скуластое лицо выражало недоумение.

Подошла жена, выносившая на помойку мусорное ведро.

— Кажи, кто ходил?

Увидев след, ясно запечатлённый на мягком снегу, покачала головой:

— Большо-о-ой!

— Два моих лаптя, — сказал Роман, наступая ногой в выемку, оставленную неизвестным пришельцем.

Маня поставила ведро и тоже опустила ногу в валенке на след.

— Сколько же в нём росту, в этом чертяке? — проговорила она.

— Никак не меньше двух метров, — ответил Фёдоров.

— У нас в деревне таких нету, — покачала головой Маня и засобиралась домой ставить скотине пойло.

«Кто же это мог быть?» — размышлял Фёдоров после ухода жены и не мог найти ответа.

Он снова мерил след своей ступней. Присаживался на корточки и измерял его четвертями — расстоянием между растопыренными большим и указательным пальцами, — и всё больше задумывался. У него самого был сорок четвертый размер обуви, а у этого сорок восьмой или даже больше, но

самое главное, — дело было даже не в размере, а в том, что след был от босой ноги. На дворе декабрь, а тут босиком ходят. Это обстоятельство больше всего обескураживало Фёдорова. Он ясно различал сильно вдавленную пятку, контуры ступни и пальцы, вернее, их концы — круглые и короткие.

Он подошёл к воротам амбара — рубленому небольшому сараю под шиферной крышей. Ворота поперёк перехватывала накладка — металлическая полоса с висящим на одном конце большим замком. Он был, как и вчера, заперт.

Федоров отомкнул его, открыл створку, вошёл внутрь, походил возле сусека, осмотрел пол и сразу заметил, что одного из шести мешков отрубей, которые он привёз с неделю назад, не было.

«Уволокли! — растерялся Роман. — Как пить дать, уволокли. Вот почему след возле сарая».

Вчера днём, когда он приходил забить щель в полу, чтобы не проникли мыши или крысы, мешков было шесть. В этом он был уверен и готов был побожиться. Сегодня их осталось только пять. Не было и овчинного тулупа, висевшего в углу на гвозде.

«Вот ведь как обёртывается, — закрывая ворота подумал Фёдоров, всерьёз раздосадованный пропажей мешка и почти нового тулупа, сшитого деревенским портным, — не спишь, а выспишь, кто бы это мог быть?»

В том, что есть прямая связь между оставленным кем-то следом и обнаруженной пропажей, он не сомневался. Но кто этот разбойник?