Огненный столб

— Но это же дружественный визит! Всякий, пришедший с оружием, был бы схвачен на первом же дворе. Я пришел с миром и с большими предосторожностями.

— А как же ты узнал, где меня найти?

— Я спросил у служанки. Она сказала, что мне нужно бы искупаться, и предложила свою помощь.

— Они всегда тебе это предлагают, — ядовито сказала Нофрет и сморщила нос. — Тебе нужно получше вымыться. Пошли.

Иоханан последовал за ней не споря. Может быть, он улыбался, но из-за бороды было не разобрать.

Мыться ему помогала не Нофрет и не одна из заботливых служанок, а мужчина, один из слуг царя, оставшихся в Мемфисе. Иоханан вышел, сияя чистотой, с льняным полотенцем на бедрах, борода была красиво подстрижена, а волосы подвязаны лентой. Его одежда, как сказал главный банщик с осторожным неодобрением, будет приведена в пристойный вид и возвращена так скоро, как только удастся.

Незаметно, чтобы он сильно скучал по ней. От пояса до колен он был прикрыт, и для скромности апиру этого было достаточно. Остального он не стыдился, да и нечего было стыдиться.

Пока он мылся, Нофрет приказала накрыть для него стол в одной из небольших комнат для отдыха и принести жареную утку, несколько сортов хлеба и сыра, фрукты и кувшин медового вина. Иоханан радостно удивился.

— Разве я царь, чтобы так угощать меня?

— Ты старый друг, а я главная служанка царицы. Ешь давай. Я не хочу, чтобы повар обиделся.

— Конечно, повара обижать нельзя.

Его не нужно было особенно уговаривать. Он ел, как сильно проголодавшийся человек — видно, ему пришлось некоторое время поголодать: Нофрет очень не понравились его выступающие ребра. Одни боги знали, как ему жилось в пустыне и на пути в Египет.

— Ты пришел один? — спросила Нофрет, когда он, уже утолив первый голод, потягивал густое темное вино.

Иоханан отставил чашку и кивнул.

— Мне ничто не грозило. Разбойники считают, что одинокий путник либо сумасшедший, либо без гроша в кармане, и не связываются с ним.

— У тебя ничего нет? Никаких вещей? Даже оружия?

— Кое-что есть, — признался он, — в доме, где я остановился, в городе. Лук, стрелы для охоты. Запасная рубашка. Немного ячменной муки.

— Бедновато. А ведь вы богато жили, когда были строителями гробниц. — У нее перехватило дыхание.

— Иоханан! ты же был на службе у царя. Люди могут подумать, что ты просто сбежал. Если кто-то узнает…

— Ничего страшного, — сказал он с величественной уверенностью. — В конце концов, все знают меня только как твоего друга, который приходил к тебе в гости в Ахетатоне. Теперь я навестил тебя в Мемфисе, что здесь особенного?

Нофрет прикусила язык. Царица знает правду, если какой-нибудь усердный придворный доложит ей, она захочет говорить с ним. В этом можно не сомневаться.

Иоханан съел все и откинулся на спинку кресла, потягивая вино, довольный и улыбающийся, но, услышав шаги, поднял глаза. Он вскочил прежде, чем Нофрет обернулась, чтобы посмотреть, кто вошел, и уже кланялся так низко, как только может кланяться мужчина.

Царица собственными руками, без особых церемоний подняла его.

— Оставь это! Рассказывай. Как он? Жив ли он?

Иоханан соображал быстро: лишь минутная растерянность промелькнула в его взгляде. Он стоял, возвышаясь над ней, как башня, что обоим не понравилось. Тогда он опустился на колено, царица не возражала, поскольку теперь их лица оказались примерно на одном уровне и можно было разговаривать.

— Он жив и здоров, госпожа, и часто вспоминает о тебе в своих молитвах.

Царица застыла.

— Он знает… Он обо всем знает.

— Он понимает, что царица делает то, что должна делать.

— Значит, он изменился.

— Да… — Иоханан помолчал. Когда он заговорил снова, его голос звучал спокойно и слегка отстраненно, как будто он вспоминал что-то из далекого прошлого.

— Черная Земля, где живете вы, мягкая, добрая. Пустыня, Красная Земля, другая: мрачнее, жестче, сильнее влияет на душу. Ваши боги — боги Черной Земли. В Красной Земле живут наши демоны и ваши умершие. — Он опять надолго замолк, потом продолжил: — Пустыня — кузница душ. Человек, который приходит туда по доброй воле и живет там, узнает силу солнца, закаляется и становится сильнее.

— А умерший царь? Что происходит с ним?

— Что происходит с ним… Иоханан задумался, и царица ждала в напряженном молчании. — Он становится другим. Новым. И учится более ясно видеть. И еще, — добавил он, бросив быстрый взгляд на ее лицо, — учится прощать то, что прежде счел бы предательством.

— Да, я предала все, ради чего он жил.

— Нет. Ты служила тому, что было в нем сильнее всего. Ты служила государству.

— Я поклонялась Амону. Я и сейчас поклоняюсь ему. Даже мое имя…

— Он это знает и все понимает.

— Как он может понять? Отец не признает никаких богов, кроме одного. Я отвернулась от этого единственного, чтобы поклоняться многим — ложным, по его мнению.

— Но таким образом ты сохранила Два Царства Египта. Это ему понятно. Он никогда не смог бы сделать этого. Твой отец понимает, что ты исполняешь свои обязанности.

— Какой же слабой он должен меня считать, — вздохнула Анхесенамон и покачнулась.