Огненный вихрь любви

«Почему я раньше не догадалась? — спрашивала она себя, покусывая нижнюю губу. — После того как он ослеп, весь окружающий его мир исчез в темноте. Постепенно Макс создавал свой новый мир, и сейчас он чувствует себя в нем прекрасно, но этого же мало! Так крот считает свою нору центром вселенной, не считая нужным выбраться наверх, и если не увидит солнце, то хотя бы пытается ощутить на себе ласковые лучики. Все, что находится за пределом владений Макса, этот мир со своей красотой и многообразием, для него лишь досадная помеха. Не со мной — значит, против меня. Вот его жизненное кредо.

Но ничего. Одна из этих неприступных иерихонских стен уже разрушена. Все остальное — дело мастерства. Я даже знаю, как сделать…»

— Макс, мы можем сократить путь? — спросила Эмма решительным тоном. — У меня есть неотложные дела.

Он ответил ей холодным кивком, не останавливаясь.

Глава 8

— Она еще не вернулась?

Небо ответило на вопрос ворвавшегося Эдама раскатами грома. От неожиданности Макс вздрогнул, и пальцы судорожно сжались, Дикси заскулила и лизнула руку, чуть не выдравшую из холки клок шерсти.

— Нет, — проговорил Морган срывающимся голосом и разжал кулак, к ладони прилипли несколько собачьих волосинок.

— Что с тобой? Мой Бог, ты белый, как простыня!

Макс поудобнее устроился в своем любимом кожаном кресле и, приняв безучастный вид, попытался расслабиться. Но удары грома повторились, и на этот раз сильней.

— Тебе, действительно, нужно поучиться у Эммы. Твои метафоры банальны до пошлости, Эдам, — заметил Макс, стараясь унять внутреннюю дрожь.

— Это гроза, — еле слышно проговорил Эдам. — Боже, вот это гроза!

Слышно было, как стекла дрожат под напором ветра и раскатами грома. Эдам что-то вложил в руку. Макс выпил автоматически, и неразбавленное виски обожгло пересохшее горло.

Проклятие! Он чувствовал себя круглым дураком.

— Я не ожидал, что ты приедешь, — устало сказал Макс другу. — Просто подумал, что, может, Эмма побежала к тебе.

— Не ворчи на меня, Макс. Я даже не знаю, что все это значит. Почему она убежала?

— Ты помнишь, — после некоторого раздумия начал Макс, — когда Шанон впервые после аварии появилась со мной на людях? Помнишь?

— Разве можно такое забыть? До того она ныла несколько недель, говоря, что вредно сидеть взаперти и ничего не видеть и не слышать… Потом она таскала тебя по городу, будто ты не в состоянии что-либо сделать сам, — Эдам остановился, переводя дыхание. — Но Эмма не могла поступить подобным образом. Ты лжешь!

Макс глотнул живительную влагу и почувствовал, как тепло приятно разливается по всему телу.

— О, черт, я извиняюсь, Эдам. Ты меня неправильно понял. Я только хотел сказать, что нам не следовало никуда ходить. Ты помнишь, что случилось тогда?

— Конечно, Шанон решила, что твое социальное положение не требует жесткого самоконтроля. Ты ужасал ее.

— Это было слишком резко, — Макс прищурился, словно пытался заглянуть в прошлое.

— Но без притворства и обмана. Макс, твое состояние не имело ничего общего с аварией. Ты замкнулся гораздо раньше, а после несчастного случая слепота стала просто хорошим предлогом. Кстати, когда Шанон оставила тебя, ты не очень-то и переживал, — голосом народного обвинителя говорил Эдам. — Ты надеешься, что и Эмма вильнула хвостом после вашего маленького путешествия, решив, что не может жить с тобой?

— Она даже не дождалась, когда я выйду из машины. Выскочила и сказала, что направляется к ближайшей остановке автобуса, — он грустно усмехнулся. — Я пытался избавиться от нее разными способами и наконец мне это удалось. Только… — Макс развел руками, проговорив с горьким сожалением, и покончил с виски единым глотком. «Скорее всего, Эмма ненавидит тебя, Максвелла Моргана, — сказал он сам себе. — Да и за что любить такое чудовище? Боже, будь я проклят».

— О, прекрасно. Начинаем жалеть себя.

Макс сидел, погрузившись в приятные воспоминания сегодняшнего утра и будто не заметил язвительное замечание друга. Эмма, только она сейчас занимала все его чувства: несколько часов назад он сжимал ее в объятиях, не помня ни о чем, кроме этой хрупкой женщины, ее нежных губ и… своей неудержимой страсти.

Да, он хотел, чтобы она стала его.

Казалось, от грома разорвутся барабанные перепонки, Макс беспокойно погладил шрам. «Господи, сохрани ее, — беззвучно молился он, — не дай ей погибнуть». Воображение рисовало кошмарные картины: Эмма, окровавленная, лежит в канаве, затопленной дождем, и кругом разбросаны покореженные куски металла и осколки стекла. «Если с ней что-нибудь случится, я никогда не прощу себе», — с тоской подумал он.

— Брось, Макс, — приказал Эдам. — Ни к чему вспоминать, что было столько лет назад. Теперь ты в полном порядке.

— Но Эмма, — выдохнул Макс. — Ты не понимаешь. Она сейчас где-то на улице, и я в этом виноват, — почти кричал он, прогоняя ужасные видения. Обхватив голову руками, Макс простонал: — Где же она?

— Не волнуйся, Эмма прекрасно себя чувствует, это я тебе говорю.

— Она звонила тебе? — выпалил Макс, резко повернувшись к Эдаму.