Огненный волк

Ее голос был ровен, в нем не слышалось ни презрения, ни досады. Было только удивление, но без недоверия. Может быть, впервые в жизни Елова повстречала такое: молоденькая глупая девушка отважилась в одиночку тягаться с Лесом и не без успеха — никому еще не удавалось получить назад рубаху, отданную берегине.

— Хочу, — просто и твердо ответила Милава. Успех с рубахой убедил ее, что вся затея не так уж безнадежна. Она вспомнила, что родичи говорили о Елове: ведунья никогда не отказывается исполнить то, о чем ее просят, а уж если просил на свою голову, то и пеняй после на себя. А Милава твердо знала, о чем ей просить.

— Научи меня, как ее поймать. Раз я ее имя знаю — я ее смогу удержать, да?

Елова помолчала, потеребила кабаньи клыки у себя на груди.

— Хоть одно ты дело умное сделала — что у меня совета попросила, а не у того каженника, — сказала она наконец и презрительно сморщилась, вспомнив Говорка. — Он еще и не к Ырке, а и похуже куда пошлет, сам не ведая…

— Да ведь ты бы раньше не сказала мне ничего!

— Не сказала бы! — раздраженно подтвердила Елова. — Мала ты и глупа — в Лес лезть! И поумнее тебя пропадали! Гоняла я вас от Брезя, гоняла — да кому судьба, того не удержишь! Смотри — отца с матерью совсем без утешения в старости оставишь!

Милава промолчала. Она выбрала свой путь, и даже грозные пророчества ведуньи не могли ее смутить. Елова поняла ее молчание.

— Поймать… — медленно проговорила она. — А того вам дед Щуряк не сказал — долго ли живет берегиня бескрылая? Три года она живет, а потом умирает, в воду бросается, а муж ее тоскует весь век, и век его бывает недолог… Не может небесное создание на земле жить, тесно им здесь и душно…

— Что же делать? — прошептала Милава.

— Что делать? — повторила ведунья и посмотрела на листочки в волосах Милавы. — Тебе бы дома сидеть, у чуров от Леса прятаться, а ты сама в пасть лезешь. Поймаешь берегиню — брата спасешь. А не поймаешь — сама пропадешь. Не боишься?

Милава промолчала и только решительно потрясла головой. После сегодняшней ночи она не боялась ничего.

— Имя — сила великая, да, — снова заговорила Елова. — Именем приманить можно, да удержать нельзя. Ты видала теперь берегинь — какие они?

— Красивые… — мечтательно сказала Милава и даже зажмурилась, чтобы яснее увидеть светлые легкие фигуры с волнистыми длинными косами, невесомо пляшущие на льняном поле. — Легкие, как лунный свет.

— Верно — как лунный свет. Они хоть и Дажьбога дочери, да мать их — Луна, у них и кровь лунная, прозрачная и холодная. Чтобы их к земле привязать, нужна кровь человеческая, горячая. В крови большая сила сокрыта — в ней человечий жизнеогонь живет. Возьми у брата крови — она к нему берегиню крепче украденных крыльев привяжет. Да как пойдешь к ней — берегись, ой, берегись! Коли ее не поймаешь — и сама не вернешься.

— Да отчего же они такие злые? — с отчаяньем спросила Милава. Ей было больно думать, что прекрасные девы с чарующими голосами, благосклонные к человеческому роду, так жестоки ко всякому, кто попадется к ним в руки. — Чего мы им худого сделали?

— Они не злы, да только по древнему закону человек быть один не должен. Коли девица без подруг — они ее себе в подруги возьмут, коли парень один — невесту дадут ему. Да только слабый дух человечий их любви и дружбы вынести не может — вот и пропадают… Лес накормит, да Лес и съест…

Милава поежилась и крепче прижала к себе рубаху, пахнущую девясилом. На нее повеяло холодом и тьмой дремучего Леса, жившего в душе ведуньи и говорящего ее устами.

— Когда он проснется, тогда приходи, — встряхнув головой и будто опомнившись, сказала Елова. — Должен сам отдать крови, по доброй воле — тогда крепка будет ворожба. А теперь ступай. Он еще долго проспит.

Милава посмотрела на брата, стараясь разглядеть во тьме избушки его лицо. Видно, Елова опоила его чем-то, раз он не проснулся ни от песни берегини, ни от родного голоса сестры.

— Ступай, ступай, — ворчливо торопила Елова. Милава послушно встала и пошла из избушки.

У порога она обернулась.

— Послушай… — проговорила Милава, стараясь разглядеть Елову в полутьме избушки, но ей виделось возле очага что-то темное, похожее не на человека, а на большую нахохлившуюся птицу. — Может, я и поймаю ее… А она потом… не убежит? Обратно не сумеет превратиться?

— Не знаешь, как у змеиного народа говорят? — ответила изнутри ведунья. И вдруг зашипела, ели-вая все слова в одно, но Милава поняла. — Сбросиш-шь кожу — обратно не влезеш-ш-шь.