Огненный волк

Девушка в вышитой рубашке осталась стоять на берегу озера. Что-то случилось с ней: ноги отяжелели и прочно стояли на земле, руки утратили белизну и налились красками, а в груди загорелся огонь. Тепло от него разливалось по жилам, и девушка с изумлением прислушивалась к толчкам горячей крови, к стуку сердца. Она открывала глаза и заново рассматривала мир, представший перед ней по-иному. Биение соков, дыхание росы, движение корней скрылось от нее, но каждая былинка наполнилась цветом, небо налилось густой голубизной, зелень травы и листвы била в глаза, свет ослеплял ее, шелест листвы оглушил, земля крепко держала ее ноги, воздух густо вливался в грудь, солнечный луч обжигал кожу, роса окатывала ее зябко-бодрящей дрожью. Ощущения небывалой силы обрушились на нее, как водопад, от прекрасной, неожиданной новизны и силы всего вокруг у нее захватило дыхание, слезы полились из глаз. Мать-Земля крепко сжала в объятиях вновь обретенную дочь, она задыхалась, но слезы ее были слезами восторга.

Горячая человеческая кровь сделала ее другой, она потеряла себя и нашла в новом обличье. Огнем боги оживили человеческий род, вызванный из беспечального дерева; как огонь сжигает дерево, так жизнеогонь сжигает людей за годы их жизни и обращает в прах, но назначенные им годы люди живут так горячо и полно, как это не дано бессмертным и беспечным берегиням. И этот огонь, самое дорогое, что есть между Землей и Небом, отдала ей другая девушка, улетевшая на ее лебединых крыльях. Ночь Чистых Ключей переменила их обеих: каждая из них потеряла то, что имела, но обрела то, чего не знала прежде.

Она сама еще не осознала до конца, что с ней произошло, но новое родство с миром, не с Небом, а с Землей, уже направляло ее путь. «Не бойся! — ободряюще шептал ей дуб на берегу, и она по-старому ясно понимала его речь. — Ты надела новое имя — иди же с ним туда, где тебя ждут. Не бойся!»

И она пошла через березняк к опушке, осторожно переставляя непривычно тяжелые ноги, хватаясь за стволы берез, и белые сестры радостно подставляли ей плечи для опоры. Горячая кровь не переставая стучала в ее членах, огонечек в груди горел и наполнял ее новой, неведомой прежде силой. Шаг за шагом ее ноги ступали все тверже, в сердце крепла вера — этот огонек не угаснет, ни ночь, ни зима не имеют сил его затушить, в самую глухую темень и в самый лютый мороз он будет согревать ее и вести. Это и есть человеческое тепло, одолевающее даже чары Зимерзлы — а ведь она и самого Перуна укладывает спать на половину года.

Она не задумывалась, куда идет, огонек сам вел ее. Миновав березняк и ельник, девушка увидела избушку под замшелой крышей и поняла: первый ее путь — сюда. Здесь ее ждут сильнее всего, сюда ее послал Дуб. Взор ее уперся в темные бревенчатые стены, она протерла кулачками глаза, но видела все то же — для человеческого взора в мире много преград. Но в мыслях ее ожил неясный образ человека — она не знала, что это память, способность видеть прошлое, которая делает человека иной раз более зрячим, чем воздушных детей богов, для которых нет времени, нет ни вчера, ни завтра, а одно вечное неизменное сегодня.

Огонек в груди жег ее, толкал к избушке, и она знала, что там, за этими темными стенами, ждет ее человек, впервые дохнувший на нее этим чудесным огнем. Противный запах полыни заставил ее сморщиться, но не мог больше заставить отступить. Девушка коснулась двери, толкнула, налегла всем телом — прежней силы в ней больше не было, а владеть новой она еще не умела. Дверь с недовольным скрипом подалась, девушка шагнула через порог, боязливо нагнув светлую голову под низкой притолокой, остановилась за порогом, вглядываясь в полутьму.

Брезь приподнялся на лавке, веря и не веря своим глазам. Да, он ждал ее, много дней и ночей ждал, и вот она пришла, его Горлинка, еще более красивая, чем прежде, с чистым сиянием над челом, с мягкими косами, струящимися до колен. Такой онапоказалась ему в березняке в Ярилин день, но тогда она бежала прочь. Брезь потянулся к ней, стараясь встать и боясь, что вот сейчас светлое видение исчезнет уже навсегда, унося с собой его жизнь.

— Горлинка! — шепотом крикнул он, сердце его кричало, но в груди не было сил позвать громче. — Горлинка, ты…

И новое имя, прозвучавшее вслух, пробудило ее от изумленного оцепенения. Да, это ее имя, прибретенное ею в час перерождения, оно — ключ, отворивший душе дорогу в этот прекрасный мир. Горячие слезы вскипели на ее глазах, горячая волна плеснула из сердца и затопила весь мир. Горлинка не знала, что имя этого огня — любовь, ведомая только смертным, но, повинуясь ему, она шагнула к Брезю, протягивая руки.

— Я… — только и смогла она выговорить, крепко сжимая руки Брезя, горячие и сильные, надежную опору ее в этом новом мире. — Я к тебе…