И сейчас, зная, что старые знакомцы Моховики собираются на него с облавой, Огнеяр даже развеселился. Пусть хоть так, но человеческий мир снова повернулся к нему лицом. «Ловите меня, ловите! – посмеиваясь, думал волк, глядя на запертые ворота займища. – Я вам и Оборотневу Смерть привез, ее не забудьте взять. А за мою шкуру вам Неизмир не только за десять лет дань простит, а и за весь век. Только взять ее будет не так просто!»
– Ну, ты глянь! Тьфу ты, Коровья Смерть*, Кощеева кость! Ушли! Опять ушли! Хорсе Пресветлый, да что же за зверюги такие! Чтоб им колом подавиться! Чтоб их громом поубивало!
Моховики толпились на поляне, размахивали руками и бранились, разозленные очередной неудачей. Перед ними лежало несколько обглоданных костей от старого лося, убитого несколько дней назад нарочно для приманки. Ободранная голова с рогами и обглоданные ноги с тяжелыми копытами были словно оставлены в насмешку: рожки да ножки – знак неудачи.
Уже не раз Моховики пытались обложить волчью стаю на дневке – волки уходили, словно точно знали, когда их будут ловить. Уже дважды выкладывали приманку – волки забирали ее и уходили, не дожидаясь ловцов. Разыскав под снегом старую, вырытую позапрошлым летом ловчую яму, Моховики вычистили ее, поставили на дне заостренный кол, закрыли ветками, накидали снега и положили целого зайца – он до сих пор там и лежал, исклеванный воронами, а волки не подходили и близко к яме. Уже не одному Приваленю, а всем Моховикам казалось, что им противостоит не звериный, а человеческий разум.
– Нет, дети мои, нечего нам больше попусту потеть! – исчерпав запас брани, решил Взимок. – Оборотня просто так не возьмешь, видно, прав был Привалень. Пойду я к Елове – пусть научит, как его одолеть.
– Иди, батька, к Елове, это ты верно надумал! – одобрил его Долголет. – А просто так мы поганому племени не спустим. Хватит с них нашей крови!
Моховики одобрительно гудели.
– Еще хорошо бы у Вешничей Оборотневу Смерть попросить, – предложил Прапруд. – Она же к ним вроде воротилась.
– Да ну ее, Оборотневу Смерть эту! – Взимок с недовольством отмахнулся. – Из-за нее мы в Чуробор ездили, да только даром опозорились. Видно, что в ней было силы, то за века вышло. При нас же оборотня того рогатиной ударили – а толку чуть, и царапины не осталось.
– А как же она упыря того порешила?
– Упыря? – Взимок вспомнил и кивнул. – Да, с упырем она знатно разделалась. Да, видно, осерчала, что Вешничи ее князю продали, вот и утратила силу. От Оборотневой Смерти теперь толку нету. Надобно нам иное средство искать.
– Ну, как знаешь! – со вздохом согласился Прапруд. Ему было жаль терять веру в священный оберег, столько поколений хранивший Вешничей и всю их родню. – Смотри только, Елове не скажи про это. Осерчает.
Но Елова, когда ловцы пришли к ней за советом, только насмешливо фыркнула, сузив глаза.
– Поймайте сперва ветер в поле, перевяжите рыбьими голосами да принесите мне – я вам сплету сеть на того волка! – сказала она. – А без того не ловите – его шкура не про вас! Будет срок – этот волк сам к вам придет! И уж как придет – ворот не затворите!
Не посмев настаивать, ловцы ушли от ведуньи ни с чем, хмурясь и недовольно бормоча что-то в бороды. Им не понравился ее отказ помочь, и особенно не понравилось предсказание, что волк придет сам. Мало какого гостя они приняли бы с меньшей охотой. Разве что чуроборского княжича, которого и Оборотнева Смерть не взяла.
В лесу было еще мокро, стоял свежий весенний дух просыпающейся земли, отсыревшей прошлогодней травы, тонкий, едва уловимый запах свежей молодой зелени. По самым укромным уголкам под кочками и корягами, куда не мог дотянуться солнечным лучиком неугомонный Ярило, еще прятался грязный снег, сплавленный наступающим теплом в неровную ледяную корку. Но все же в лесу была весна – шла середина месяца березеня*. Повсюду сквозь толстый рыже-бурый ковер прошлогодних листьев тонкими стрелками пробивалась молодая трава, ветви берез были окутаны полупрозрачным зеленоватым облаком, которое на солнечных полянах сгустилось и налилось зеленью. Лесовик уже проснулся от зимнего сна, зевал, сладко потягивался на солнышке, выбирал сухие травинки из бороды. Проснувшийся Лес был полон тихого шороха раскрывающейся листвы, ветерку снова было с чем поиграть в ветвях.
– Бы-ы-ыстре-е-ец! – разнесся вдруг по лесу протяжный женский голос. Он пролетел по березняку и растаял в осиннике, запутался в серо-зеленых пустых ветвях, словно испугался злых деревьев.