Огненный волк. Книга 2: Князь волков

– Что с тобой? Никак захворала? – удивленно спросил Брезь, все еще улыбаясь своему небывалому счастью. – Может, водички тебе вынести?

Подхватив Елову, парень усадил ее на крыльцо, взял из ее рук рогатину и поставил рядом, прислонил к дверному косяку. Елова слабо покачала головой. Как ему объяснить, что он лишился сестры, что Милава ценой своего духа выкупила румянец его щек, силу его рук, любовь его ясноглазой невесты? Да и что принесет роду его невеста – то ли благоденствие и счастье, то ли раздоры с Лесом и новые беды?

– Вот что! – Ведунья взяла руку склонившегося к ней парня и слабо сжала. – Жену береги. Милава… В ней теперь защита ваша от Леса. Она – дочь Дажьбога, с ней Отец Света вас от бед оборонит, Князьям Леса в обиду не даст. Милава свой жизнеогонь за нее отдала, сама вместо нее в Верхнее Небо ушла. Такого подарка не всякий брат от сестры получит.

– Что Милава? – Брезь нахмурился, не понимая, но чувствуя что-то страшное. – Где она?

– У невесты спроси. Она знает.

Брезь недоуменно обернулся к Горлинке и снова залюбовался ею, забыл даже, о чем хотел спросить. А Елова вдруг вскрикнула, прижала руки к лицу и задрожала. Чувство беды и страшной опасности окатило ее с головы до ног; не глазами, не слухом, всем существом она ощущала, как из чащи, ломая ветки и взрывая землю, несется прямо на них смертоносная буря, живое воплощение голодного Леса. Много лет она старалась поддерживать мир между человеческим родом и Лесом; ей ли было не знать, как страшен его гнев?

– Что ты? Что? – Брезь снова склонился к ведунье, но Горлинка положила руку ему на плечо.

Он выпрямился и посмотрел на нее: она была бледна, глаза ее заблестели темной синевой, как небо перед грозой. Тут и Брезь услышал в чаще треск веток.

– Это он! Он! – задыхаясь, в ужасе выкрикивала Елова, и Брезю невыносимо было видеть ужас бесстрастной обычно ведуньи. – Бегите! – едва сумела выговорить она. – Он сожрет вас!

– Да кто? – нетерпеливо воскликнул Брезь.

И увидел. Из-за деревьев вылетела огромная туша с жесткой черной щетиной. Кабан ростом с бычка, с огромными загнутыми клыками, с горящими яростью глазами стоял прямо перед избушкой, и из пасти его вырывался хрип. Чувство злобы и ненависти ударило Брезя, слабо вскрикнула Горлинка у него за спиной. На нее и был устремлен горящий взгляд оборотня. Только миг помедлив на опушке, он черной молнией ринулся к крыльцу. Елова закричала, вскинула руку, словно умоляя его остановиться.

А Брезь, не помня себя, схватил прислоненную к косяку рогатину, перевернул ее острием вперед и соскочил с крыльца навстречу оборотню. Он никогда не видел Князя Кабанов, но сразу понял, кто перед ним и с чем он пришел. И Брезь не намерен был отдавать Лесу свое счастье и благоденствие рода, купленное у Надвечного Мира такой дорогой ценой. Страха он не чувствовал; кто-то другой, неизмеримо более сильный, невидимо встал за его плечами и направил его руки. В Брезе вдруг проснулась сила всех тех десятков рук, что за прошедшие поколения держали священное оружие.

Как на простом лову, Брезь упер в землю длинный конец древка и выставил вперед острие из черного железа. Молнией мчавшийся кабан не ждал такой встречи; на бегу он не успел остановиться, и черное острие по самое перекрестье вошло в его грудь.

От страшного удара Брезь упал, словно сама земля дернулась под ногами, и откатился в сторону, но Оборотнева Смерть продолжала стоять и держать на себе зверя, словно вовсе и не нуждалась в помощи человеческих рук. Теперь она отплатила Вешничам за кровь и мед, которыми угощали ее восемь поколений.

Кабан забился, завыл, зарычал, крик его эхом разлетался по всему лесу, воем отдавался в вершинах деревьев, так что сердце леденело и уши закладывало. Огромные острые копыта скребли землю, но рогатина не давала двинуться; железо пронзило сердце оборотня, из пасти хлынула кровавая пена, и Князь Кабанов рухнул на землю. Гром грянул над лесом, земля содрогнулась, порыв ветра рванул деревья, вершины елей бешено мели небо, в дуплах отдавался последний вой поверженного Зверя. И стало тихо.

Мгновение застыло, поляна была неподвижна, как отражение безветренного дня в тихой воде. Елова скорчилась на крыльце, Горлинка застыла у двери, а Брезь лежал на мху лицом вниз в нескольких шагах от кабана. Перед мордой зверя растекалась огромная лужа темной крови, кровь быстро сохла на загнутых клыках.

Горлинка сошла с крыльца, склонилась к Брезю, позвала его, провела рукой по его волосам. Брезь приподнял голову, медленно сел, держа глаза зажмуренными, потом провел ладонями по лицу и открыл глаза. Сразу взгляд его наткнулся на убитого кабана, он вздрогнул и быстро вскочил на ноги.

– Все, все, мой родной! – Горлинка мягко взяла его за локоть. Брезь обернулся к ней, лицо его смягчилось. – Оборотнева Смерть убила его. Он больше не встанет.