– Язык прикуси! Обошлось – и слава Макоши!
Смуглый дебрич, вывезший Даровану с реки, присел рядом с ней на корточки. От его плеч поднимался пар, словно промокшая одежда лежала возле горячей печки.
– Эх, красавица, чуть к Водяному в невесты не ушла! – досадливо упрекнул ее он. – Дался тебе этот мешок! Что у тебя там – золото, что ли?
– Ты как с княжной разговариваешь? – возмутился Рьян.
– С кем? – Смуглый дебрич быстро вскинул на него глаза.
Десятник прикусил язык – вот этого чужим вовсе незачем знать, – но было поздно.
– Вовсе не золото! – слабым голосом ответила сама Дарована. – Тому в золоте и цены нет! Там оберег мой – пелена из рук самой Макоши! Она мне жизни дороже! Она от бед бережет! Мне ее никак нельзя потерять!
– От бед бережет! – повторил дебрич. – Ты из-за нее чуть не утопла!
– Может, она и спасла меня! – храбро возразила Дарована, но больше для порядка, вовсе не желая приуменьшить заслугу дебрича и свою благодарность. – Спасибо тебе! Мой отец тебя наградит!
– А жених? – с непонятной усмешкой спросил дебрич.
Дарована заглянула ему в лицо и увидела в нем какое-то темное смятение – как будто ее спаситель узнал вдруг что-то очень важное, опасное, в чем и сам не полностью разобрался, но что нарушило весь ход его мыслей и все замыслы на будущее.
– И жених тоже! – согласилась Дарована. – Он-то и больше наградит. Он ведь ваш, дебрический, и я, как за него выйду, дебрической княгиней стану. Хочешь, в дружину тебя возьму? И товарищей твоих тоже.
– Ой спасибо, княжна светлая! – с непонятным выражением протянул дебрич и отвел глаза. – Ой спасибо! И не ждал такой чести… Ладно! – Он легко, как зверь, поднялся на ноги, словно хотел спрятать от сидящей на расстеленных плащах Дарованы свое лицо. – Давай-ка костер разложим, обогреемся, обсохнем, а там и дальше поедем.
Несколько кметей с топорами пошли в близкий березняк собирать сучья посуше, Любица и девка принялись развязывать и раскладывать съестные припасы – какой привал без еды? Рьян недовольно качал головой, дергал себя за намокшие усы, досадуя на собственную оплошность. Так за честь княжескую стоял, что проговорился. Все разболтали – и что княжна, и что сговор вот-вот. Не к добру.
А дебричи, нисколько не смущаясь присутствием княжны, принялись снова чистить сапоги и коней от речной грязи. Только теперь Рьяну почему-то казалось, что старший у них не тот, русоволосый, которого они поначалу посчитали за вожака, а этот, смуглый, вырвавший княжну из жадной пасти взбесившейся реки.
За едой дебричи уселись отдельно от своих спутников. Смолятичи усердно зазывали их на свое угощение, но Утреч отговорился, что в их роду есть зарок – по вторникам не брать пищу у чужих. Смолятичи отстали, и четверо названых братьев сели в стороне, угощаясь копченой олениной из собственных запасов. Так решил Огнеяр, и у него на это имелись две причины. Едва поняв, с кем свел их Исток Дорог, он поостерегся делить еду с княжной и ее провожатыми – никто не знает, чем обернется эта встреча, так не стоит заранее связывать себе руки. Второе было проще – Огнеяр не хотел, чтобы во время еды кто-то из смолятичей заметил его клыки.
Усевшись спиной к смолятичам и глядя на воду взбесившейся Кошицы, Огнеяр не столько жевал, сколько думал. Броды недаром считают священными местами, напоминающими людям о переправе через Огненную Реку, служащую гранью миров. На этом броде он узнал много такого, ради чего и в Надвечный Мир можно заглянуть. Внезапные новости оглушили Огнеяра, его мысли путались. Девушка была смолятинкой по виду, ее назвали княжной – а княжна у смолятичей только одна. Это она, дочь Скородума, которой когда-то очень понравился Светел. И у нее вот-вот сговор – жених обещает сделать ее чуроборской княгиней. Знала бы она, что сталось с той, которой Светел прошлой осенью обещал то же самое! Знала бы она, кого она звала в свою будущую дружину! Огнеяр фыркнул, сжимая в зубах недобрый смех. И Скородум отдает ее за Светела, думая увидеть дочь княгиней в Чуроборе…
Огнеяру живо вспомнилась худощавая фигура высокого старика с блестящей лысиной, его красный нос, белые кустистые брови, под которыми сияют голубые глаза, то по-детски наивные и любознательные, то по-старчески мудрые. Не может быть, чтобы глиногорский князь изменил их недолгой дружбе, стал покушаться на наследство, за которое сам же призывал Огнеяра бороться. Не может быть. Как же тогда он дал свое согласие на такое подлое дело? Или его, Огнеяра, уже везде считают мертвым? Немудрено, поскольку в Чуроборе его не видали с прошлой зимы, а на Белезени – уже несколько месяцев.
Нет, не зря он выбрался из личивинских лесов, не напрасно решил разузнать, что делается на белом говорлинском свете. И верный путь указал ему Исток Дорог!
Покончив с едой, смолятичи стали собираться в путь.
– А далеко ли едете? – спросил у них Тополь.
– Теперь уж недалеко, – с облегчением ответил Рьян. – На Макошину гору.
– Хочет княжна перед сговором судьбу у богини спросить? – Огнеяр не глядел в лицо княжне, словно выказывая свое почтение, а на самом деле не хотел показывать ей свои глаза.