Огненный волк

А волк с подпалинами вдруг ткнул волчицу мордой и что-то коротко рыкнул. Волчица огрызнулась и снова припала перед прыжком, но волк, словно рассердясь, куснул ее за плечо. Переярки визжали, но не трогались с места. А волк наступал на волчицу, встал между нею и Приваленем, не переставая угрожающе рычать. И волчица отступила. Оставив полусъеденную тушу кобылы, все четыре зверя скрылись в лесу.

Привалень еще какое-то время простоял под сосной, не в силах сдвинуться с места. Его била крупная дрожь, ноги дрожали и подгибались, внутри болталась холодная пустота. Привалень судорожно сглатывал, стараясь подавить тошноту, схватил горсть снега, но глянул на растерзанную лошадь и даже снега не смог проглотить. Истерзанная туша в лужах крови, опрокинутые сани с рваными постромками, выброшенный на снег бочонок груздей, растрепанная волчья шкура – все это казалось диким ужасным сном.

Где-то в лесу скакнула белка, на снег упал сучок. Его легкий треск словно разбудил Приваленя. Преисполнившись ужасом от мысли, что волки непременно вернутся к оставленной добыче, он подобрал со снега свой топор и бросился бежать по дороге, скользя и спотыкаясь в обтаявших колеях. Он даже не подумал о том, что вернуться к Овсянникам гораздо ближе, им владело одно безотчетное стремление – скорее домой.

* * *

Почти за полночь взмокший и едва стоящий на ногах Привалень добрался наконец до займища. Моховики уже закрыли ворота, думая, что он и на вторую ночь остался у сестры. Услышав стук, чуть не все родовичи выскочили на двор. Напуганные событиями начала зимы, они от всего теперь ждали бед. Увидев Приваленя, женщины подняли крик, мужчины наперебой расспрашивали, слыша в ответ пугающее, до тоски знакомое: «Оборотень!»

Не сразу Привалень пришел в себя и сумел рассказать, что с ним случилось. Вся изба полна была родовичами, слышались возгласы, жена Приваленя, Навыка, причитала о погибшей лошади.

– Вот как – старого волка Овсянники завалили, а «старуха», выходит, нового себе нашла! – рассуждали мужчины. – Видно, одинец какой к ней пристал.

– Да откуда же такой смелый выискался? Чтобы светлым днем на человека кидаться?

– Оборотень он, оборотень! – твердил Привалень, крепко сжимая в ладонях чарку с горячим медом, которую поднесла ему жена. Когда он пил, зубы его стучали о край чарки, и только теперь, дома, его разбирала настоящая жуть при воспоминании о том, что он пережил. – И как я только жив остался? Чуры уберегли, спасибо им! Оборотень, верно вам говорю! Глаза-то прямо человечьи – как он глянул, у меня чуть не дух вон!

При этих словах Малинка, сидевшая в дальнем углу у печки, вдруг вскинула голову и прислушалась. До этого мгновения она оставалась почти равнодушной ко всеобщему волнению, но это никого не удивляло. С далекого дня своей свадьбы она сильно изменилась. Вот уже полгода прошло с того вечера, который Малинка когда-то ждала с такой радостью и нетерпением и который потом вспоминала с таким страхом и тоской. Он помнился ей так ясно, словно все это было вчера. Вечер, который должен был сделать ее счастливой женой и подарить ей новый род, внезапно отнял все: жениха, братьев, даже ее саму. Любовь сестры, Милавы, помогла ей вернуть человеческий облик, но и сбросив волчью шкуру, Малинка не стала такой, как была прежде. Страх звериного мира не оставлял ее, нестерпимо томила разлука с Быстрецом. Злая ворожба Князя Волков настигла и разлучила их на самой грани, они были больше, чем жених и невеста, но меньше, чем муж и жена. Малинке казалось, что она разорвана пополам – между девушками и женами, между человеческим миром и звериным, а часть ее самой ушла вместе с Быстрецом. Отчетливо помня мучения, пережитые в волчьем облике, Малинка продолжала испытывать их и сейчас – за Быстреца, который так и остался волком, затерялся в дремучих далеких лесах. Для Малинки больше не было покоя, не было радости. Родные не могли по целым дням добиться от нее слова, она как будто забыла сестер и братьев, за зиму ни разу не пошла в беседу на посиделки. Если она и бралась за работу по дому, то все делала вяло, без прилежания – как в неволе, для чужих. Родовичи боялись подступаться к ней близко, не раз звали Елову снять порчу, но все усилия ведуньи не помогали. Вернуть прежнюю Малинку мог только Быстрец. Заслышав вдали волчий вой, Малинка даже ночью просыпалась и садилась на лавке. Ей хотелось бежать куда-то прямо сейчас – а вдруг это Быстрец зовет ее?

– Что ты сказал, батюшка? – проговорила она из угла. – Оборотень? Волк с человечьими глазами?

– Вот-вот, с человечьими! – подтвердил Привалень, даже удивившись, что дочь опять заговорила. – Как глянул – меня в пот бросило. Оборотень, чтоб мне света не видать!

– А может, это он? – Разволновавшись, Малинка оставила свое место и подошла к отцу, заправляя за ухо прядь волос.