Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия

– Не знаю я как! – заорала она. – Это твоя работа! Я знаю только, что пытаю существ, которые интеллектом могут заткнуть нас за пояс.

– Скоро это кончится. Как только ты поймёшь их язык.

Она покачала головой:

– Роберт, об их языке у меня нет ни малейшего представления. Мы занимаемся этим уже… несколько часов, да? Со мной вся Банда, базы данных по языкам глубиной в четыре тысячи лет, новейшие лингвистические алгоритмы. И мы точно знаем, что они говорят, отслеживаем все возможные способы коммуникации. С точностью до ангстрема!

– Именно. Так что…

– И у меня нет ничего. Я знаю, что они общаются узорами на коже. Возможно, что-то кроется в манере поводить щетинками. Но я не могу найти систему, не понимаю даже, как они считают, не говоря уж о том, чтобы передать им, как мне… стыдно.

Некоторое время все молчали. С камбуза на потолке на нас поглядывала Бейтс, но присоединиться к заседанию не пыталась. В КонСенсусе получившие помилование шифровики колыхались в вольерах, как многорукие мученики.

– Ну, – в конце концов, оборвал паузу Каннингем, – раз у нас сегодня день дурных вестей, выдам свою. Они умирают.

Джеймс закрыла лицо ладонями.

– Не из-за твоего допроса, чего бы он им ни стоил, – продолжил биолог. – Насколько я могу судить, у них отсутствуют некоторые метаболические пути.

– Очевидно, ты их еще не нашел, – через всю вертушку бросила Бейтс.

– Нет, – медленно и отчетливо произнес Каннингем, – очевидно, они недоступны для их организма. Шифровики разлагаются, примерно как распадались бы мы, если бы… например, из нашей цитоплазмы вдруг разом пропали веретена деления [64]. Насколько я могу судить, они начали разрушаться в тот момент, как мы выдернули их с «Роршаха».

Сьюзен подняла голову.

– Хочешь сказать, шифровики оставили дома часть метаболизма?

– Какое-то необходимое питательное вещество? – предположила Бейтс. – Они не едят…

– Лингвисту – да, майору – нет, – Каннингем замолк. Я бросил взгляд через вертушку и увидел, как он затягивается сигаретой. – Думаю, большая часть клеточных процессов у этих тварей регулируется извне, и я не могу найти генов в образцах тканей потому, что их там нет.

– А что есть? – спросила Бейтс.

– Морфогены Тьюринга.[65]

Пустые взгляды: никто ничего не понял, и все полезли в КонСенсус за определением. Но Каннингем все равно взялся объяснить.

– Многие биологические процессы не зависят от генов. Подсолнухи выглядят так, как выглядят исключительно благодаря напряжению изгиба при росте. Всюду в природе встречаются числа Фибоначчи и золотое сечение, а ведь они не заданы генами, это результат механического взаимодействия. Возьмем развитие эмбриона – гены говорят «расти!» или «заканчивай расти!», но число пальцев или позвонков определяется механическим взаимодействием сталкивающихся клеток. Веретена деления, которые я помянул, необходимы для деления эукариотических клеток, а ведь они нарастают как кристаллы, без участия генов. Вы удивитесь, как много в природе подобных вещей.

– Без генов все равно не обойтись, – запротестовала Бейтс, подходя к нам.

– Гены лишь задают начальные условия для развития процесса. А структурам, которые возникают потом, особые инструкции не нужны. Классический пример самоорганизации, известный больше ста лет, – еще затяжка. – Или дольше. Еще в 1880-х годах Дарвин приводил в пример пчелиные соты.

– Соты, – повторила Бейтс.

– Плотная упаковка из идеальных шестигранных трубок. Пчелы строят их инстинктивно: откуда насекомому знать геометрию в достаточном объеме, чтобы выстроить шестиугольник? Оно и не знает, оно запрограммировано жевать воск и выплевывать его, поворачиваясь кругом. Получается окружность. Посади пчелиный рой на одну плоскость – пусть жуют вместе – и круги начнут сталкиваться, деформируя друг друга в шестиугольники, которые образуют более эффективную, плотную упаковку.

– Но пчелы запрограммированы, – придралась Бейтс. – Генетически.

– Ты не поняла. Шифровики – это соты.

– Пчелы – это «Роршах», – пробормотала Бейтс.

Каннингем кивнул:

– Пчелы – это «Роршах». И я полагаю, его магнитные поля – вовсе не защитная мера, а часть системы жизнеобеспечения. Они регулируют и направляют большую часть метаболизма шифровика. У нас в трюме сидит пара существ, которых выдернули из привычной среды, и теперь они просто задержали дыхание. Но вечно его задерживать они не смогут.

– Долго еще? – спросила Джеймс.

– Откуда мне знать? Если я не ошибся, у меня на руках даже не целые организмы.

– Предположительный срок, – произнесла Бейтс.

Биолог пожал плечами.

– Пара дней. Может быть.

* * *

То, что не убивает, делает нас более странными.

Тревор Гудчайлд[66]

– Демократии не будет, – подтвердил Сарасти.