Огнепад

«Терновый венец» выдавало не только излучение двигателя: тепловой след от минимальной работы системы по обеспечению жизнедеятельности сверкал, будто маяк на космическом фоне, колебавшемся в пределах абсолютного ноля. Разумеется, существовали обходные пути. Свечку на фоне солнца не заметишь, а «Венец» держался на прямой линии между звездой и любыми направленными в эту сторону телескопами: достаточно близко, чтобы похоронить свою тепловую сигнатуру в солнечном жаре, но не настолько близко, чтобы выдать себя, если кто‑то решит поставить светозащитный фильтр перед сканером. Еще можно было спрятать человеческие тела под массивным слоем изоляции: когда тепловое излучение при таком раскладе пробиралось на поверхность корабля, оно уже было за пределами любого радиуса поиска.

Двухпалатники рисковать не любили, поэтому решили использовать оба варианта.

***

Да, мяч оказался тот же самый.

Та же паутина внутри и тот же цвет – красный. «Как в викторианском борделе», – сморщившись, подумал Брюкс. При таком освещении даже труп выглядел бы красиво. И та же компания с небольшими поправками.

Куча фалов свисала из узла наверху. Брюкс схватил ближайший и вставил в восьмигранное гнездо шлема. Подплыла Лианна, дважды проверила соединение и подняла большой палец. Брюкс саккадами включил связь и прошептал «спасибо», то почти затерялось в хоре тихого дыхания, заполнившего шлем, но Латтеродт услышала и улыбнулась за тонированным стеклом.

Мур забрался в чрево, задраил люк, и краснота вокруг тут же померкла. В последних лучах света Брюкс увидел, как солдат тянется к фалу, а потом всех поглотила тьма.

Валери тоже была здесь: спряталась в одном из ртутных костюмов. Дэн не видел, как она вошла, – даже на палубе ее не заметил. Хотя вампирша легко могла забраться в капсулу заранее и сейчас висеть рядом или в том скафандре, или в этом.

Брюкс глазами вызвал отчет на лицевом щитке: осталось две минуты. Одна пятьдесят девять.

Дэн зевнул.

Ему сказали, что в этот раз будет гораздо легче: ни поспешной импровизации, ни удушения, вызывающего панику. Только свежее дуновение анестетического газа через систему шлема, который нежно погрузит его в сон, прежде чем H₂S задушит клетки изнутри.

Пятьдесят пять секунд.

Рядом со счетчиком появилась иконка: загрузилась внешняя камера. Брюкс мигнул на нее и…

– Да будет свет, – раздался шепот Лианны. И стал свет: ослепляющее желтое солнце размером с кулак висело на расстоянии вытянутой руки, полыхая в черном небе. Дэн прищурился от сияния: иззубренная, озаренная светом путаница балок и параллелограммов висела наверху, рассеченная под десятком углов острыми трещинами тени.

«Да будет чуть меньше света», – внес поправку Брюкс, уменьшая яркость. Солнце потухло: наружу выскочили звезды. Они заполнили пустоту со всех сторон: миллион ярких мошек, лишь подчеркивавших беспредельную тьму между ними. Над головой они полностью исчезали, скрытые нависающими отсеками и перекладинами «Венца», что маячили в космосе механической свалкой. Солнце превратило освещенные грани корабля в яркую головоломку; остальное можно было домыслить лишь благодаря логике, разрозненную геометрию негативного пространства на фоне звезд.

Небо накренилось.

«Поехали…»

Еще раз. Появилось чувство медленно нарастающей инерции. Позади горели волокна, соединявшие «Венец» А мир впереди накренился на левый борт.

Нос корабля стал опускаться, медленно и торжественно, как падающая секвойя. Свет и тени играли на его гранях, пряча и высвечивая мириады углов, пока мимо мчались звезды. Вселенная перевернулась. Солнце взошло, достигло зенита и тоже упало.

По правому борту что‑то сверкнуло: из‑за массивной черной громады, закрывавшей обзор, выглянула корона. Наконец нечто свалилось прямо перед ними, когда треснули и отвалились последние незначительные обломки. Дэн буквально на секунду увидел темную массу, громоздкие плиты экранов, огромный морщинистый ствол толщиной с небоскреб… («Амортизаторы», – понял он.)…прежде чем цунами невероятного белого света мгновенно ослепило его райским божественным сиянием.

Черные круги носились перед глазами, как косяки перепуганной рыбы. Брюкс сморгнул слезы, рефлекторно протянул руки вверх и почувствовал, что в них вернулась странная и уже знакомая инерция.

«Невесомость».

Потом липкая сетка отпустила конечности, Дэн неуклюже попытался вытереть лицевой щиток, промахнулся и начал размахивать руками, не встречая никакого сопротивления, кроме эластичной упругости противоперегрузочной паутины.