Билли сделал вид, будто готовится выбросить зажатое в кулаке.
Ясмин заверещала.
— Даю слово: пойдешь к отцу — выброшу! — твердо повторил Билли.
— Отдай кольцо! Ну пожалуйста, Билли, отдай! — взмолилась Ясмин, не ожидавшая такого поворота дел.
— Проси прощения!
— Прости, Билли.
— Скажи: я растеряха, растеряха, растеряха, но я больше не буду, никогда в жизни не буду!
— Я уже попросила прощения!
— Этого мало. Скажи: прости меня, Билли, я плохая, но постараюсь исправиться.
— Мерзкая ты крыса! Отдай кольцо, пока я тебя не убила!
— Ах, так! Бросаю кольцо на улицу.
— Хорошо, хорошо! Я плохая, плохая, прости меня, Билли.
— Но я постараюсь исправиться.
— Но я постараюсь исправиться.
— Ты не так говоришь! Слишком ты гордая и не хочешь признать свою вину. Что скажет папа, если узнает, как ты себя ведешь? Нет уж! Вот выброшу кольцо на улицу, и пускай это будет тебе уроком.
В ответ Ясмин горько разрыдалась, а Билли, совершенно не выносивший слез, почувствовал, что попал в капкан: ему не хватало воздуха, он умирал от непонятной жалости к сестре, пугаясь бурной противоречивости собственных ощущений.
— Говори, что я тебе велел! Как следует говори! — завизжал Билли девчачьим голосом.
Ясмин знала, что в таком состоянии Билли способен на все. Увидев, что ее слезы вызвали страдальческое выражение на лице брата, Ясмин остро пожалела его. Покорно и мягко произнесла она слова, которых добивался Билли, и протянула руку за кольцом.
Билли сразу успокоился.
— А ты мне ничего не сделаешь?
Ясмин покачала головой.
Ухмылка растянула рот Билли до ушей.
— Хорошая девочка, — снисходительно сказал он и, держась подальше от ее ног, чтобы не получить пинка на прощание — с Ясмин станется, — прицелился и бросил кольцо через парапет.
Глава 25
В начале века, когда бесстрашный искатель приключений Фаредун Джунглевала въезжал в Лахор на повозке, запряженной буйволами, в этом городе среди миллиона индусов, мусульман, христиан и сикхов затерялось каких-то три десятка парсов-огнепоклонников. За прошедшие с тех пор двадцать лет их стало более трех сотен. Бедные парсы из Бомбея и близлежащих городишек перебирались в богатые края северной Индии и с благодарностью черпали от изобилия, имя которому было Лахор. И, конечно, разрастались семьи коренных лахорцев, к которым Фредди по праву теперь причислял и себя.
Фредди был признанным главой не только лахорской общины, но и всех парсов, которые расселились по Пенджабу, северо-западной пограничной провинции вплоть до Хайберского перевала. Каждый знал: Фредди не жалеет времени, чтобы вмешаться, уладить и наладить; ходили легенды о влиянии, которым пользовался Фредди среди власть имущих.
— Вся полиция у него в кармане, — уверяли одни парсы.
— Англичане у него из рук едят, — хвастали другие.
И было чем похвастать — надменные, недоступные, высокомерные англичане редко допускали туземцев в свой круг.
Сегодняшний Фаредун Джунглевала, филантроп и удачливый делец, славился преданностью общине и друзьями. К нему приезжали издалека, надеясь с его помощью получить теплое местечко, лицензии, контракты, разрешения и всякого рода поблажки.
Ехали из Бомбея, за две тысячи миль, в надежде, что Фаредун сумеет выручить их. Приехал и Ади Содавала, у которого брат Поли сидел в лондонской тюрьме.
А сам Ади Содавала, бледный, робкий, исстрадавшийся, сидел напротив Фредди в его конторе.
— Расскажите мне все… без утайки, — потребовал Фредди.
Ади Содавала честно и скорбно поведал ему обо всем. Он изредка поднимал голову, смотрел в глаза, спрятавшиеся под нависающими веками, но не упускающие ничего, и черпал силы для дальнейшего повествования в доброжелательности, написанной на красивом лице Фредди.
Герой этой печальной повести, Поли Содавала, отправился в Англию и легкомысленно сдал чемодан, полный опиума, в багаж вместе с другими вещами. Багаж загрузили в пароходный трюм, но всякого рода формальности по прибытии так утомили путешественника, что он оставил вещи на таможне, а сам уехал отдыхать в отель. Явившись на другой день за багажом, он обнаружил, что чемодан, который бесцеремонно швыряли из угла в угол, порвался, раскрыв свой секрет.
Содавалу торжественно встретила депутация таможенников и полицейских, терпеливо дожидавшихся его. К Содавале был проявлен настолько большой и лестный интерес, что его арестовали и препроводили в тюрьму.
Вмешался Интерпол. Поли Содавале было гарантировано длительное пребывание в королевских тюрьмах.
Брат его, рассказывая Фредди о случившемся, особенно подчеркивал, как губителен для здоровья холод сырых английских темниц.
Выслушав рассказ, Фредди откинулся на своем вращающемся кресле, скрестил руки на груди и уставился в потолок. Ади Содавала с тревогой понял, что Фредди очень зол.
— Остолоп! Ленивый остолоп! — взорвался Фредди наконец.
В голосе его звучала неподдельная горечь.