Огнепоклонники

"И отчего такое? -- недоумевал Тараска. -- Чиркнешь спичку, и вдруг откуда что возьмется… пойдет чесать, успевай отскакивать…"

И оттого, что он не знал, откуда берется огонь, жажда видеть работу огня у него увеличивалась.

Его разбирало нетерпение, когда придут полдни, чтобы на свободе опять потешиться вчерашней потехой.

Сегодня к огню Кирюшка пришел сам, незваный. Опять у Кирюшки была картошка, и они по-вчерашнему ломали и таскали сучья, прыгали в дыму, катались около костра по земле, а потом пекли и ели картошку. Опять они были довольны и счастливы и весь вечер сладко вспоминали сегодняшний день.

А жизнь кругом шла своим чередом. Мужики очистили льняное поле, и пастухам стало можно гнать туда скотину. В этом поле не было ни пенушка, ни кустика. Жечь было нечего, и этот день пришлось обойтись без костра. Также на другой день и на третий. Тараске становилось скучно. Но на четвертый день, вечером, когда пригнали скотину, Кирюшка встретил Тараску у своего двора и радостно сообщил ему:

– - Я спиц добыл!

– - Где?

– - У матери упер. Она лазила в сундук да не заперла, а я узетил [Узетил -- подсмотрел, увидел.] да стащил… целый коробок…

У Тараски забилось сердечко от радости… Вот ловко! Теперь они без Кочнева могут развести огонь, когда захотят. И разведут -- вот дай срок. Тараска сейчас же отправился на постой, наскоро поужинал и прибежал на "фатеру". Кирюшка ждал его у крыльца. Он не дал ему подойти к двору и сказал:

– - Пойдем шляться?

– - Пойдем.

В деревне шла суета: хлопали калитки, скрипели валы у колодцев. Старостина молодуха бегала под окном и спрашивала, нет ли чужих ягнят. Подъезжали на телегах от овинов из поля и выпрягали лошадей. Но вот суета прекратилась. С каждой минутой становилось тише. Шумно было только опять у того двора, где собирались большие ребята. Мальчики опять подошли к Варварину двору, уселись на завалинке; но у них сегодня плохо налаживался разговор. Обоих занимала одна думка: как бы им пустить в оборот то сокровище, что раздобыл Кирюшка. Об этом они вскоре и заговорили.

– - Погреться бы… холодно что-то, -- притворно ежась, проговорил Кирюшка.

– - Ступай полезай на печку да грейся, -- отозвался Тараска.

– - На печке-то зимой насидишься, а теперь бы в лесок да развести огонек.

– - Ночью-то боязно…

– - Чего бояться-то?

– - Мало ли чего? В лесу всякого добра много… дядя Фаддей намедни про лешего сказывал.

– - Кто их видал, леших-то?

– - Видели, стало быть… не леший, так другой какой нечистый. Их ведь много…

– - А что они нам сделают-то?

– - Што? -- Тараска замялся. Он не знал, что нечистый может сделать человеку. Наконец надумал: -- Што? Испужает.

– - Это и я тебя испужать-то могу: выворочу шубу, спрячусь за углом да как выскочу -- вот и будешь знать…

– - Все-таки, -- уклонился от леса Тараска, -- от деревни далеко. Если за сарай пойтить?

– - Пойдем за сарай, -- сейчас же согласился Кирюшка.-- Мне курить охота.

– - Нишь ты и табаку нашел?

– - Табаку нет, а бумажки добыл большой лоскут!.. Сверну и буду курить.

– - Вот сласть! -- удивленно крутнул головой Тараска.

– - Не все сладко, что хорошо. Вот и вино горькое, а ведь как дуют-то.

– - Тоже сдуру… Я и вино никогда не буду пить.

– - Што ж ты, в монахи пойдешь?

– - Не в монахи, а в Москву. Из наших местов все больше в Москву ходят деньги наживать…

– - А я пошел бы в солдаты… Только не возьмут. Один сын, а одного не берут. Вот если мать подохнет…

– - Как же без матери-то?

– - А на кой она мне -- што мне, титьку сосать?..

– - Рубашку сшить некому будет…

– - Сошьют… Не у всех матери-то небось, а нагишом никто не ходит.

IV

Они дошли до большого проулка, что вел за сараи, и свернули в него. В проулке было не так смело, как на улице, и они невольно приумолкли, съежились, и шаги их стали опасливее. Когда проулок кончился, пересекли дорогу. За дорогой дремали сараи. Ребята наметили один на отлете, где лежало несколько бревен, две лапы и куча еловой шелухи и хворосту, и, завернув за угол, полезли на бревна. Они уселись рядышком, и Кирюшка тотчас же достал из кармана мятую бумажку и стал свертывать ее в трубку. Тараска не понимал, зачем он хочет горчить себе во рту. Ему хотелось совсем другого: развести хоть маленький костерчик, прилечь бы к нему, погреться, как было тогда в стаде, и одно это его занимало.

Между тем Кирюшка соорудил цигарку, вставил ее в рот и полез за спичками. Вытащив из кармана коробку, он, как большой, держа в зубах цигарку, стал чиркать спичку. Спичка вспыхнула и потухла. Другая прогорела дольше. Кирюшка поднес ее к цигарке и затянулся, но сейчас же закашлялся, выронил цигарку и спичку. Тараска подхватил горящую бумажку и отбросил ее в сторону.

– - Была тебе охота во рту коптить!

– - Без табаку, верно, не скусно, -- продолжая кашлять, согласился Кирюшка.

– - Давай лучше дровец пожгем.

– - Ну што ж.