"Взывать к Огню, дабы сотворить благо только себе – грешно. Всеблагой Энканас не выносит себялюбцев. Дарит он Тепло и Огонь равно всем живым, и тот, кто творит Огонь только себе – крадет его у других. А сие Энканасу есть противно. И наказать за то может строго. Тот жрец, что взывает к Огню, чтобы пищу свою разогреть, есть богохульник и вероотступник. В дикости своей, отбирает он толику огня у нуждающихся: у замерзших и во тьме пребывающих.
Но зов обратить к Всеблагому, ради того чтоб пищу сиротам голодным согреть, или тьму разогнать, – есть дело благое, ибо помогаешь тому, кто не может помочь себе сам. Такоже, если жизни твоей опасность есть, смело взывай к Энканасу и силы проси. Жизнь любую любит он, а жизнь жреца – боле всех. Сам себя охрани, дабы и дальше славить Всеблагого, да дело Огня вершить.
Помни, брат, коль люб ты Энканасу, коль слышит он тебя чаще других, да силой тебя оделяет – опасайся. В гордыне своей, можешь священный Огонь попусту употребить, на мелочи. От того быть тебе проклятым людьми и наказанным Всеблагим Энканасом.
Будь, брат, смирен и послушен. Силу свою, Богом данную, трать с умом и на пользу всем. Помни, брат, делай добро ближнему своему, и будет тебе благо. Вернется оно к тебе, потому что если каждый сделает добро, – никто не будет им обделен..."
Благой Энканас!
Жизнь свою тебе возвращаю!
Приди ко мне, приди в мое сердце,
наполни огнем мою плоть.
Стану твоей частью единой,
с пламенем чистым душою сольюсь.
То возьми, Что дал при рожденье
Во благо другим Мою плоть обрати.
Приди, приди, приди.
1
Снег едва слышно поскрипывал под кожаными подошвами сапог. Даже не поскрипывал – чуть повизгивал, словно восторженный малец, впервые взобравшийся в седло отцовского скакуна. Стужа приятно пощипывала кончик носа и норовила забраться за ворот. Все шло своим чередом. В город пришла зима.
Фарах шел медленно, наслаждаясь каждым шагом. Несмотря на то, что подметки были сделаны на совесть, он все равно чувствовал, как подошва проваливается в пушистый снег, давит его. Он словно шел по рассыпанному гусиному пуху. Это ощущение ему очень нравилось. Как и сам снег, и зима, пришедшая в Таграм.
Снег выпал неожиданно – на третий месяц осени. Горожане шептались, что это неспроста и что воинства Тайгрена близко. "Быть беде" – говорили старухи на рынках, – "Великой беде". Фарах их не слушал, пусть говорят. Волшебство застывшей воды его завораживало. Осенью он увидел снег первый раз в жизни и сразу его полюбил. Полюбил причудливые кружева льда на стеклах, снежинки – колкие и хрупкие как осколки стекла, и даже метель. Ему было даже немного жаль, когда стаял первый снег. Но это было лишь начало. Через неделю снег снова пришел в столицу Сальстана. Теперь уже – надолго.