Огнерожденный

– Погодите! – спохватился Фарах. – Выходит, домов у Энканаса много?

– Да. Есть такое мнение. Кое-кто поговаривает, что и миров, подобных нашему, тоже много. Но сия теория представляется мне крайне сомнительной. Более того, слыхал я от некоторых шарлатанов, что и Богов Огня много. Дескать, Энканас, не один, а по штуке на каждую звезду. Но это совершенно точно есть мысли еретические, и опасайся того, кто выскажет их при тебе, – это будет или еретик, или провокатор. И не смотри на меня так. Я твой учитель и просто предупреждаю тебе об опасности. Но, на всякий случай, не вздумай рассказывать этого Састиону. Он может не так понять, жрецы очень мнительны.

Фарах ерзал на стуле. Его поразило такое множество мнений о звездах. Он вслушивался в речи Ламераноса, а слышал голос деда. Кому верить?

Ученый, тем временем, поведал Фараху о науке астрономике изучавшей движения звезд. Кроме того, зная под какой именно звездой родился тот или иной человек, можно предсказать его судьбу. Этим тоже занималась астрономика. В последнее время подобные предсказания, получившие название "гороскопы", стали очень популярны у знати. Поговаривали, что даже Виль-Весельчак заказал себе гороскоп у придворного ученого Тисарама. Фарах засомневался, что судьбу можно предсказать, и Ламеранос пустился в объяснения. Ученый увлеченно рассказывал воспитаннику о путях звезд, о способах исчисления этих путей, сыпал непонятными терминами и жаргонными словечками преподавателей. Фарах потерялся среди этого потока красноречия и порой только поддакивал ученому, чтобы не выглядеть совсем уж тупицей.

Говорили долго. До полуночи ученый успел рассказать Фараху и про звезды, и про тайные дома Энканаса, что не светятся, но, тем не менее, присутствуют на небе и об их влиянии на судьбу всего живого. В конце концов, распаленный Ламеранос предложил составить гороскоп самому Фараху. Воспитанник заколебался: не узрит ли Энканас в том оскорбление. За ним и родом его и так числиться множество грехов. Но, припомнив, что сам монарх Сальстана вроде тоже баловался гороскопом, решился.

Ламеранос дотошно выспрашивал воспитанника о месте и времени рождения. С местом заминки не возникло, Фарах знал, что родился в Хазире восемнадцать лет назад. И в какой день – тоже помнил. А вот назвать время появления на свет, – затруднился. Знал, что родился около полудня, но и только. Ученый немного огорчился, но потом сказал, что введет в гороскоп необходимые поправки, и все погрешности будут сведены к минимуму. Он записал все, что услышал от воспитанника на лист плохо выскобленного пергамента. Было видно, что этот листок используют не первый раз. Заметив интерес Фараха к листу, Ламеранос похвастал воспитаннику пачкой прекрасно выделанной белой бумаги. Фарах уже встречался с этим изобретением, в приюте. Бумага была непрочной, сильно страдала от воды и огня и на взгляд воспитанника мало пригодна для письма. Тем более такая, какую он видел в приюте: грязно-желтая, шершавая, с мелкими дырами. Но в отличие от нее, бумага Ламераноса выглядела отлично. Это оказались белые, словно снег, листы, аккуратно обрезанные, с тиснением герба Таграма. Замети интерес подмастерья к бумаге, Ламеранос признался, что он подрабатывает гороскопами, составляя их для знатных особ. Им он рисует гороскопы и пишет предсказания именно на такой бумаге. Для Фараха он, конечно, использует пергамент, иначе выйдет слишком дорого. Извинившись за такую меркантильность, ученый спрятал и бумагу, и пергамент в ящик стола, а потом пообещал, что все будет готово через пару дней.

Разобравшись с предсказаниями, учитель и ученик приступили к тому, ради чего они сегодня встретились – к изучению звездного неба. Фарах с замиранием сердца смотрел в маленький окуляр телескопа, стараясь не шевелиться и не дышать. На первый взгляд, ничего особенного и не увидел, – разве что сияющие точки стали ярче. Но и этого ему хватило. Подмастерье ощущал близость неба, и испытывал восторг от того, что хотя бы чуть-чуть приблизился к звездам. Вместе с тем он чувствовал и смущение. Разглядывая небо, он словно бы подглядывал за богом. С другой стороны – напоминал он сам себе – ведь Энканас сейчас в Мире. И Тайгрен. Небо пустует. Почему бы, в таком случае, не полюбоваться его красотой?