Огнетушитель для дракона

А вот не верю! Подумаешь, ведьма нагадала. Королева. Да я тоже крутой дракон – потомок бога Велеса и правнук царя! А все цари – чародеи.

Кажется, тут кто-то хотел медитировать? Срочно за дело!

Я приотстал от ладьи, дабы не впадать в соблазн подслушивания.

Близилась полночь. По моим грандиозным планам, я сейчас должен рыться среди принцесс на Рублёвке, мучаясь выбором качественной кандидатуры.

Я нашёл взглядом созвездие Дракона, плывшего между Малой и Большой Медведицей. Вот так и мне приходится разрываться между долгом и сердцем. Между кровной ротой и Ларикой. И ещё я, дракон, поклялся в братстве с людьми. А потом спокойно позволил тонуть побратиму. Хотя дурак сам в воду прыгнул. Вот зачем он полез, скажи мне, Великий Дракон?

А если бы при мне какая-то подозрительная женщина в старинной пуленепробиваемой лодье похищала брата, пусть даже не родного, а названного, пусть даже не дракона, а человека – я бы прыгнул?

Нет. И ни один дракон меня не осудит. У меня рота. И все мы, драконы, такие. Ротный долг превыше родственного. Не клянись – и не будешь проклят. Надо мной висит очередной меч клятвенного долга и держится на капле моей крови в чаше сурьи, и собственная плоть толкает меня, жжёт, бунтует, если я уклоняюсь от ротного пути. Кончится срок – и меч сорвётся. И все брезгливо скажут: «Шёл на смерть – нашёл погибель»[11].

Гибель страшна – это конец неправедной жизни, сгибание в кольцо змеи, в бессмысленную муку уробороса[12].

Смерть праведна, ибо означает, что дракон отдал все земные долги и его кровь первозданно чиста для Пути Великого Ме. Идущий на смерть идёт в вечную жизнь богов. Идущий на гибель сворачивает с него, чтобы вечно гнить заживо в подземном царстве дракона Лу, пожирая и одновременно порождая самоё себя.

Но страшнее гибели – предать всех живших до тебя от начала времён, потому что в тебе память рода, и с тобой она может кончиться.

А вот человек прыгнул. И Дима готов был вернуться к бандитам в обмен на Ларику. Почему? Ведь он на смерть шёл без всяких клятв. Что ему до чуждой нелюди, монстра, когда его родная сестра в опасности?

Никогда не понять мне логику людей. Никогда.

Или виной тому опять мой раздвоенный язык, шлёпнувший байку об инопланетянах, и земляне ведут себя как хозяева дома, где гость не должен быть обижен? Дракон бы так и поступил. А если я скажу правду, что тогда? А тут и проверять нечего. Люди не станут делить планету с кем бы то ни было – это мы уже проходили.

Тьфу, я же медитирую вроде как…

Великий Ме! Как я устал! Вся наша мимикрия – сплошное враньё ради выживания. Как я хочу, чтоб хотя бы один человек на Земле знал – мы такие же родные этому миру, как и люди. Я хочу свободно летать в этом небе, и не бояться тех, кто ненавидит нас, потому что они тоже боятся.

Лодья причалила к берегу около полуночи, когда я совсем оцепенел в холодной воде и чувствовал себя натуральным бревном, то есть, ничего не чувствовал, ни внешнего мира, ни внутреннего.

И к лучшему. Когда в центре плота вспыхнул огонь, боль появилась не сразу.

Первая мысль была – меня разыскал-таки плазмоид царевича Хроса с вестью о Ларике. Вторая – наконец-то гроза, и Великий Ме одним росчерком решил все мои проблемы.

Не в силах бороться с охватившим тело пламенем, я ушел под воду. В ад. Вода, соединившись с чёрной, хлещущей из раны кровью, начала гореть.

Рядом что-то рвануло, вздыбив реку. На боевой плазменный шар это уже не было похоже. Боль вышвырнула меня на клочок песка под крутым берегом. Иноформу я удержал. На брёвна плота посыпались тельца оглушённых взрывом рыб. Дракон есть дракон. Вознеся молитву погибшим безымянным, я встроил уже ненужную им плоть в свою, затягивая рану.

Вспышек было слишком много, и они прицельно сосредоточились на лодье. Стреляли с берега и с окруживших деда моторных лодок. Засаду бандиты устроили сразу за резким поворотом реки, огибавшей высокий мыс, и ударили со всех сторон. Рыкнул гранатомёт. В боку лодьи засквозила дыра, судно накренилось, задрав нос к небесам. И я представить не мог, какими усилиями Горыхрыч сдерживает крик боли. Тоже блокирует нервные окончания? Если отсечь слишком много – паралич станет необратим.

Семёныч и Дима, спрятавшись за бортом, отстреливались, но не долго – из пистолета много не постреляешь. Почему дед не покарает напавших? Он же может одним плевком разнести гранатомёт на берегу.

Сквозь грохот донеслось:

– … окружен. Сдавайся, Шатун.

– А ты возьми меня, сволочь!

Внезапно одна из лодок перевернулась, подкинутая хвостом сома-гиганта. На высыпавшихся в воду людей накинулись щуки. Двум оставшимся моторкам стало не до стрельбы: спасали тонущих братков.

Гранатомёт замолчал, и я услышал истошный кабаний визг. Как Прося оказался на берегу? Или это ещё один дракабан Йаги?

Визг стих, и оглушительная тишина чёрной смолой залила мир. Я услышал шорох шин по траве. Кто-то подъехал к бандитам на берегу, хлопнула дверца машины.