Огнетушитель для дракона

Как страшно жить! Особенно, когда вокруг сплошные оборотни.

– Удивлён, Гор? Тебе ли, дракону, знакомому с искусством метаморфоз, удивляться? Можешь считать эту мою внешность иноформой. Половину своего времени я выгляжу как старуха, половину – вот так. Уже сотни лет. Какую цену я за это заплатила Зуверрону, не знает даже Горыхрыч.

– Скажи, Йаганна, – откликнулась лодья.

– У меня никогда не будет детей, Змей. Слышишь? – она сжала бортик так, что костяшки пальцев побелели.

– Прости. Прости старого болтливого дурака. Я причинил тебе боль.

– Простила уже. Иначе и не заговорила бы об этом. Я не имела права обижаться на несведущего.

– Великую цену взял с тебя маг, принцесса.

– Я не знала, чем пожертвовала, и теперь никогда не узнаю. Тогда я была глупее, чем даже… – она осеклась, в глазах мелькнули лукавые искры, – … чем моя избушка. Впрочем, мне было всё равно. У человека и дракона не может быть детей. А я… я хотела остаться молодой для тебя, хотя бы иногда.

– Ты всегда прекрасна, – резная драконья голова на носу лодьи изогнулась и поцеловала лежавшую на бортике руку.

Йаганна сняла венок, заплела бронзовую косу, обмотала вокруг головы, а цветы бросила в воду, оставив себе одну ромашку. Стайка рыб кинулась тормошить венок на сувениры. Да, без короны и поклонников эта женщина не останется в любом облике.

У меня потемнело в глазах. С ума сойти! Так вот почему дед не женился второй раз после того, как в битве лишился двух голов и своей жены, моей бабушки. Сначала оправдывался ранениями и воспитанием сына, потом объявил тысячелетний обет безбрачия во славу Ме, а там и вовсе заговорил о тибетском монастыре. Влюбился в человеческую женщину! Дракон! Разве такое возможно, пусть даже женщина не совсем обычна? Впрочем, я мало что знал о человеческих женщинах, может, они все такие – то ангелы, то ведьмы. Под настроение.

Интересно, почему в унаследованной мной памяти деда я ни разу не наткнулся на этот роман? Иногда меня приводит в бешенство способность драконов устанавливать выборочные блокировки в семейных архивах при зачатии детей. Мне теперь что – ждать смерти деда, когда все замки автоматически снимутся? И не в существовании ли таких блоков в моей памяти кроется уверенность Горыхрыча, что мой отец ещё жив? Ведь мне неизвестно, какие тайны отец замкнул от меня, а дед может догадываться. Когда они раскроются – это будет свидетельствовать о смерти отца.

Чёрт, пропустил самое интересное, а завтра уже помирать. Что за издевательская штука – жизнь… когда она не вечная!

Чтобы никто не увидел преображения лодьи для путешествия по суше, мы причалили к берегу в отдалении от первого костра. На песчаный плёс спрыгнул кабан Прося, не дожидаясь, когда дед опустит крыло, замаскированное под мостки, и с восторженным хрюканьем устремился на разведку местности.

Королева Йага – назвать её няней или бабкой у меня теперь язык не поворачивался даже в мыслях – положив руку на велосипедный руль, прошла по мосткам. Бедный дед, его крыло едва не проломилось под моим весом.

На плёсе она оседлала велосипед. Я даже не брыкнулся. Это, в конце концов, в рамках традиций: когда-то она меня уже высиживала – мне до сих пор страшно об этом вспомнить, раз так и не вспомнил – и почему бы теперь ей на мне не поездить? Но ощущения, скажу я вам… да никому не скажу!

Я перекинул зрительные рецепторы на отражатель заднего колеса – подсмотреть за мимикрией деда. Лодья почему-то застыла в неподвижности, не собираясь меняться.

Над рекой повисла странная тишина. Птиц не слышно. Поросячье хрюканье тоже оборвалось. Так. Что происходит, и почему я ничего подозрительного не замечаю?

Женские ладони сжали руль. Я двинулся вперёд, медленно крутя педалями. Йага поочерёдно сгибала ноги, изображая велосипедиста. Знать бы ещё, перед кем мы разыгрываем спектакль?

Самовнушение – великая вещь, и мне начало казаться, что за нами наблюдают совсем не звериные, но и не дружеские глаза. Димка давно бы крикнул и рукой помахал, позвав к костру. Впрочем, может и не крикнул бы: за ним же погоня. Наверное, побратимы устроились у дальнего костра. Варёной человеческой едой, кстати, не пахло. Зато пахнуло железом и оружейной смазкой.

Тихо хрустнула ветка. И вспыхнул свет, ослепив нас.

– Вот и первый улов. Не зря за рекой наблюдали, – хрипло сказал кто-то, растаявший в ярких лучах.

– Баба с велосипедом, надо же. Кто такая?

– И лодка прикольная.

Эти незнакомые, судя по голосам, люди мне не понравились. Сколько же их здесь? Повинуясь лёгкому нажатию ладони на руль, я чуть склонился на бок, и Йага опёрлась одной ногой о землю. Передразнила с усмешкой:

– Какие люди меня встречают, надо же. Иллюминацию честь по чести устроили. Кто такие?

– Ну, ты борзая баба. Посмотрим, как сейчас под нами запоёшь.

Человек шагнул к нам.

Я дёрнулся. Ладонь Йаги успокаивающе похлопала по рулю.

В этот момент из кустов выскочил Прося. Кабан молча – только земля дрогнула под копытцами – кинулся на говорившего, которого я видел смутной тенью. Сбил человека с ног и, не хрюкнув, нырнул в кусты. Как и не было его. Только с земли раздался стон боли.