Огневое лихолетье (Военные записки)

Но вот передовые порядки наступающих частей. Здесь, не стихая, бушует русская сила, ненависть, ярость. Идет разгром глубокой и мощной вражеской обороны. Трещит эта оборона. В ней уже сделаны большие пробоины: наши части продвинулись на несколько километров, разбили немало сильно укрепленных пунктов, захватили много важных рубежей. Советские воины понимают: чтобы разбить вражескую оборону до конца, вырваться на простор, нужен беспредельный натиск, нужно бесстрашие, перед которым отступает смерть.

Стрелковая рота вышла к деревне. С опушки леса по ней ударили немецкие орудия. Гвардии красноармеец комсомолец-сибиряк Андрей Олейников пополз, чтобы точно разведать их огневые. Разведал. Но попутно он из автомата уничтожил расчет одного из орудий. Его ранили. Только он успел вернуться в роту и перевязать рану, немцы пошли в контратаку. На Олейникова бросилось больше десяти гитлеровцев. Одного из них Олейников убил прикладом автомата, другого — застрелил, остальных побил гранатами. Через несколько минут, набрав еще гранат, Олейников бросился вперед, увлекая за собой роту. Враги были выбиты с опушки. Олейникова еще раз ранило. Но он не ушел с поля боя. Кажется, что силы его неистощимы и ярость его не имеет предела…

Таких примеров здесь сотни и тысячи. Так воюют все рядовые, все офицеры. Каждая минута боя насыщена героизмом, былинной русской отвагой.

Нет, такую силу не сдержать никакой преграде! Она разобьет все, что встретит на своем пути, и грозно, неудержимо пойдет на запад по родной земле.

13 августа 1943 г.

Танк Мурылева атакует

За небольшой, извилистой речушкой — высоты с темными гребнями леса. Повсюду на их отлогих склонах, точно из-под земли, взлетали клубы дыма — наша артиллерия с оглушительным грохотом рвала передний край немецкой обороны. Издали видно было, как двинулась вперед наша бесстрашная пехота. Наступила минута, которую с нетерпением ожидал экипаж. Осмотрев товарищей, командир танка лейтенант Мурылев сказал:

— Пошли!

Танк наполнился грохотом мотора. Механик-водитель сержант Слобуха, зорко посматривая в щель, на полной скорости вывел его к переднему краю вражеской обороны. Начался бой.

Лейтенант Мурылев видел: продвижению пехоты мешают пулеметы врага. Танк должен был расчистить пехоте путь. Трогая рукой Слобуху, лейтенант начал бросать машину то вправо, то влево и скоро огнем и гусеницами уничтожил четыре пулемета. Путь через первую траншею был открыт. Танк пошел вперед высокой спелой рожью, за ним — пехота.

На высоте, близ опушки леса, у немцев стояли две противотанковые пушки. Выждав удобный момент, они открыли огонь по танку Мурылева. Бросив танк вперед на предельной скорости, Мурылев открыл ответный огонь. Обе вражеские пушки вскоре были разбиты меткими снарядами.

Но был подбит и танк Мурылева: вражеский снаряд выбил ленивец, каток, повредил один из пулеметов. Слобуха был ранен, Мурылев — контужен. Танк остановился среди грохочущего поля поврежденным боком в сторону врага. Но героический экипаж не считал себя побежденным. Он горел желанием продолжать святой бой за счастье Родины.

Лейтенант приказал Слобухе и радисту Тешину устранить повреждения в танке. Презирая опасность, они выбрались из танка и принялись за дело. Они ремонтировали и отстреливались от вражеских автоматчиков, которые появлялись вокруг. Лейтенант Мурылев и башенный стрелок Саламатин тоже вели огонь, защищая товарищей, давая им возможность закончить свое дело.

Повреждения были устранены. Танк Мурылева вновь пошел громить оборону врага. Экипаж его уничтожил еще два дзота и до сорока фашистов.

Вечером, когда затих бой, раненый Слобуха вывел танк в безопасное место. Друзья горячо поздравляли отважный экипаж, показавший в бою пример бесстрашия и доблести.

15 августа 1943 г.

Из неволи

В конце февраля, отступая, фашисты погнали на запад тысячи советских людей. Со слезами оставляли люди разоренные, но родные места, бились в безысходной горечи у пепелищ, где зачиналась и поднималась, как могучее дерево, жизнь каждого рода. Они уходили, не видя перед собой земли и неба, везли на салазках малых детишек и жалкие остатки домашнего скарба. И сердце каждого, сжимаясь до боли, прощалось с широкой русской вольностью.

Старик Василий Сергеевич Суворов всей душой своей не признавал этого изгнания. Останавливаясь на размякшей дороге, он щурился на проталины, на перелески, от которых внятно пахло весной, и глухо говорил семье:

— Не могу я идти туда… Не несут меня ноги с родной земли. Вот и весь сказ мой!

Жена, Варвара Николаевна, утирала слезы:

— Господи, что же делать?

— Не пойду! Нету на это моего согласия, и все!

С большим трудом старик Суворов оторвал семью от колонны и задержался в деревне. С той поры, просыпаясь раньше всех, он выползал из землянки и, хмуро щурясь, подолгу смотрел на восток, ожидая, когда за кольями изгороди и кустом рябины покажется солнце…