В полночь Евдоким Чугаев сбросил шинель и приказал бесшумно тащить орудия за пехотой, которая начала выдвигаться вперед. Кто-то спросил его:
— А шинель зачем оставляете?
— Э-э, ясное море! — весело ответил Чугаев. — Зачем она теперь?
Тогда все посмотрели на богатырскую фигуру Чугаева и с какой-то особенной силой почувствовали, что предстоит горячий бой. И многие бойцы тоже сбросили шинели...
Солнце стояло над высоткой с гребешком кустарника. В низине, поросшей бурьяном, были замаскированы пушки Евдокима Чугаева. В щелях сидели бойцы. В стороне от них — стрелковые окопы. Из-за их брустверов, прикрытых увядшей травой, там и сям поблескивали каски.
Евдоким Чугаев был настроен бодро и радостно. Он гордился, что его расчеты с честью выдержали первое испытание. Они двигались и сражались вместе с пехотой. Они бесстрашно отбивали вражеские контратаки. Теперь перед ними была поставлена задача — удержать отвоеванный рубеж.
За высоткой вдруг зарычали, взвыли моторы. Бойцы забеспокоились:
— Танки! Танки!
Стараясь сразу же создать атмосферу деловитости и спокойствия у своих орудий, Евдоким Чугаев приподнялся, переспросил почти беззаботно:
— Где они?
— За высоткой!
— Эх, ясное море! И верно: идут! — воскликнул Чугаев и, точно давно хотел видеть немецкие танки, добавил: — Наконец-то!
Первый танк, скрипя и лязгая гусеницами, показался у высотки. Остановившись у кустарника, танк ударил из орудия. Когда над низиной с мягким шелестом пролетел снаряд, многие из бойцов, стоявших наготове у пушек, тихонько ахнули:
— «Тигр»!
Подав команды, Евдоким Чугаев сам встал у первой пушки. Его снаряд ударился в лоб танка и, взвизгнув, пошел высоко в небо. Вслед за ним два раза ударил Степанов. Его снаряды, тоже визжа, отскочили от танка, оставляя за собой огненные хвосты. Евдоким Чугаев сразу вспотел, но сдержал волнение, тихонько сказал притихшим бойцам:
— Эх, ясное море! И верно: «тигр».
Но в этот момент «тигр», взрывая землю, повернулся боком — и Евдоким Чугаев, боясь, что будет упущен момент, крикнул, почти задыхаясь:
— Огонь!
Ударила одна пушка. Над «тигром» рыжей гривой вдруг заиграло пламя. А в танке раздался взрыв, и клубы дыма заслонили солнце.
Левее высотки показалось самоходное орудие. Оно пересекало небольшую поляну. Степанов мгновенно ударил из своей пушки в его борт. Этот выстрел оказался тоже удачным: снаряд угодил в боеприпасы. Раздался такой взрыв, что дрогнула земля. Вражеское орудие разнесло на куски.
Удачи обрадовали бойцов. Они закричали:
— Давай еще!
Через несколько секунд на опушке леса и в самом деле показалось второе самоходное орудие. На этот раз работала пушка Морозова. Дернулась раз, второй — и над немецким орудием взлетело, обжигая кусты, огромное пламя...
Первая контратака была отбита.
...Ночью Евдоким Чугаев перетащил свои пушки на новое место. Бойцам не пришлось отдохнуть, но они встретили новый день с одной мыслью — так же удачно, как начали, продолжать бой.
С утра немцы открыли сильный огонь из минометов и орудий. А около полудня вновь пустили в ход танки. Они показались у опушки леса.
Бойцы Евдокима Чугаева бросились к пушкам. Первыми же снарядами Степанову удалось зажечь один танк. По другому бил Морозов. Танк открыл ответный огонь. Один снаряд вдруг ударился в дерево, что стояло рядом, и осколком сшибло с ног Морозова. Он упал у лафета своей пушки. Бойцы бросились к нему, а той секундой Степанов, подскочив к пушке, дал выстрел — и снарядом, что не успел выпустить Морозов, вражеский танк был подбит. Остальные повернули обратно в лес.
Вторая контратака была отбита.
Так Евдоким Чугаев и его бойцы бесстрашно отстояли свой рубеж...
Морозова похоронили у дерева, разбитого снарядом. Сняв пилотки, бойцы долго, в горестном молчании стояли у могилы храброго воина, и Евдоким Чугаев от имени всех клятвенно произнес:
— Спи, дорогой друг наш! Спи спокойно: мы прогоним врага с нашей земли! Мы завоюем победу. И всегда мы будем поминать тебя добрым словом: ты честно сражался и пал в бою за счастье нашей Родины!
Мы из Сибири
В небольшом перелеске, где только что прокатилась война, были выстроены в строгий ряд несколько бронемашин с ветками на башнях и стволах орудий. Впереди машин встали экипажи — рослые, широкоплечие люди в новых комбинезонах. На их лицах живо играли тени от листвы берез. Когда на поляне показался командир части, один из них четко вышел вперед и, отдав честь, начал рапорт гордо:
— Мы из Сибири!..
Это был командир бронероты старший лейтенант А. Мартюков. Он рассказал, как у патриотов Новосибирска родилась мысль скомплектовать из добровольцев бронероту и отправить ее на фронт в одну из гвардейских сибирских частей. За короткий срок они собрали необходимые средства, приобрели машины, покрыли их броней, вооружили пушками и пулеметами, снабдили боеприпасами, — одним словом, полностью подготовили к бою.