Огневой щит Москвы

- Вражеские танки могут прорваться в тыл всей группировки, - сказал он, - а 16-я армия не располагает никакими средствами для противодействия им.

Полковнику Ребриеву не удалось связаться по радио со штабом корпуса, чтобы согласовать возникший вопрос, и ему пришлось самому принимать ответственное решение. С одной стороны, он действительно был связан категорическим приказом, а с другой - понимал, что обстановка обязывает предпринять срочные меры. И он отдал командирам батарей приказ сменить огневые позиции.

Позже, узнав о случившемся, мы утвердили принятое А. М. Ребриевым решение. Зенитчики очень своевременно прикрыли важное направление и предотвратили прорыв неприятельских танков к Москве в районе села Киово. На месте этого боя ныне возвышается памятник отважным зенитчикам.

Вопросы противовоздушной обороны столицы в годы войны, и особенно в первый ее период, были столь важны и актуальны, что решением их занимались непосредственно Центральный Комитет партии, правительство, Государственный Комитет Обороны. Генералу М. С. Громадину и мне приходилось постоянно выполнять различные распоряжения руководителей партии и правительства, отданные непосредственно или через начальника Генерального штаба. Чаще всего это были распоряжения И. В. Сталина. Я ежедневно информировал его о результатах боевой работы наших войск, нередко обращался с различными вопросами.

Докладывая однажды Верховному Главнокомандующему о наших предложениях по поводу размещения салютных батарей, я сослался на законы физики. Сталин слушал, как всегда, внимательно, не перебивая. А потом привычным жестом коснулся усов и, улыбнувшись, сказал:

- А физику-то вы, товарищ Журавлев, помните плохо.

Сталин терпеть не мог, если ему отвечали с показной уверенностью, но без знания дела. Обмануть его мнимой эрудицией было трудно.

Мне приходилось присутствовать на ряде совещаний в кабинете Верховного Главнокомандующего. Были они и многолюдными и узкими, с участием двух-трех человек. Каждый раз я убеждался, насколько глубоко Сталин вникал в вопросы, которые ему приходилось решать. В некоторых случаях он не торопился высказать свое мнение и окончательное решение принимал лишь после специальных консультаций. Но нередко И. В. Сталин сразу же принимал определенное решение.

В Англии во время войны были сконструированы реактивные установки для борьбы с воздушным противником - нечто среднее между пушками и реактивными минометами. Англичане сформировали батареи из установок двух калибров - 57и 76,2-мм. Предназначались они для борьбы с низколетящими воздушными целями.

Тогда казалось, что новое боевое средство вызовет чуть ли не революцию в развитии техники противовоздушной обороны. У всех нас перед глазами было быстрое и успешное внедрение в боевую практику реактивного оружия - "катюш" в наземных войсках.

Во время одной из встреч с Верховным Главнокомандующим я рассказал ему об английской новинке и высказал мысль, что, может, и нам следовало бы заняться разработкой зенитных реактивных установок. Сталин внимательно выслушал меня, подробно расспросил о конструкции и тактико-технических данных нового оружия. А потом, подумав, сказал:

- Нет, сейчас мы пока не можем работать над реактивными установками для ПВО.

Вскоре и сами англичане отказались от производства своего нового оружия: оно не оправдало себя. Дальность действия и точность огня реактивных зенитных установок не отвечала потребностям войск ПВО.

Одну такую установку англичане прислали нам, снабдив ее небольшим количеством снарядов. Мы организовали опытную стрельбу и убедились, что точность огня невысока.

Только после войны ракетное оружие вошло в арсенал боевых средств наших войск, в частности войск противовоздушной обороны, и стало играть решающую роль. Но это была принципиально новая техника, в корне отличавшаяся от той, которую пытались создать англичане в годы войны.

Мне постоянно приходилось встречаться, решать различные вопросы с начальником Генерального штаба Маршалом Советского Союза Б. М. Шапошниковым. С начала войны наши оперативные органы управления находились рядом. Ставка Верховного Главнокомандования и оперативные группы Генерального штаба разместились в нашем новом здании, а мы заняли находившийся невдалеке дом одного из наркоматов. Поэтому даже и не по служебным делам я виделся с маршалом Шапошниковым почти ежедневно.

Борис Михайлович был поистине рожден для штабной работы. Спокойно, без шума и нервозности он организовывал деятельность Генерального штаба.

Как-то я присутствовал на совещании в кабинете И. В. Сталина. Участники совещания активно и горячо выступали, спорили. Спокойным и немногословным был только Шапошников. Он, казалось, не очень вникал в ход прений, углубившись в какие-то бумаги. Но когда обсуждение закончилось и Верховный Главнокомандующий подвел итоги, Б. М. Шапошников протянул ему проект приказа по только что решенному вопросу. Сталин просмотрел документ, сделал несколько поправок и подписал его.