- Ты вызываешь слишком много противоречивых чувств – после паузы сказала я – я не понимаю сигналов своего тела – я решила быть откровенной, потому что мне уже нечего было терять – я не ощущаю той поглощающей мысли и сомнения необходимости быть рядом с тобой, как это было с…Эйденом, Даяном или Гаем. Почему так? Это говорит о том, что внутренне я чувствую, что ты не мой мужчина? Резонанс должен был вызвать влечение, страсть, гамму положительных и приятных чувств, ведь так? А я чувствую страх, тревогу, я путаюсь, теряюсь. Я….
Мужчина как то странно понимающе хмыкнул. А потом резко опрокинул меня на спину и прижал к кровати, нависнув сверху. Большой, мощный, дикий, с пылающими глазами. В темноте каюты глаза аль-тура горели так ярко, что моим глазам стало больно. Сеточки святящихся дорожек под кожей имели не мягкий жёлтый, а почти оранжевый цвет. Если до этого, когда я увидела такое у других своих мужчин, я сравнивала их с божествами, с произведениями искусства, то в Ролане было что-то демоническое, потустороннее. Когда-то мои предки верили в ад и рай. В бога и дьявола. В демонов и ангелов. Сейчас Советник Ир-Вон казался именно темной демонической сущностью, опасной и, одновременно, притягательно-прекрасной. Такой, что может поглотить душу, превратить ее в пепел, вывернуть наизнанку и навсегда поменять.
- А если так – сказал мужчина, приближая свое лицо к моему, накрывая меня своим телом и не давая пошевелиться. Его губы коснулись моих в легкой ласке, которая быстро переросла в подчиняющую, чувственную и испепеляющую. Рот мужчины не давал сделать лишний вздох, его язык играл с моим, казалось, что я не целуюсь с мужчиной, а пью жидкий огонь, который проникает в меня, расплавляя внутренности, делая тело податливым, как глина.
Поцелуи аль-тура будили внутри что-то темное и неконтролируемое. Мои руки, словно чужие, уже обнимали Ролана за шею, пальцы впивались в его волосы, сжимая до боли. Из горла вырывались хрипы, легкие горели, и каждое касание голой кожи аль-тура било по мне тысячами раскаленных игл. Губы Ролана, его язык и зубы гуляли по шее, каждое его движение жгло, клеймило. Тело наполнялось огнем, огнем такой силы, что в глазах расплывались круги, голова кружилась, а сознание путалось. Ролан прикусил сосок через ткань пижамного топа и рыкнул, как зверь, который добрался до вожделенной добычи, оголил грудь, и впился в нее неистово, принося острое мучительное удовольствие. Тело выгнулось дугой, меня знобило и лихорадило.
Ролан дул на вставшие колом соски и перекатывал их в горячем рту. Снова дул, и кожа пылала, как будто под ней кровь взрывалась и кипела.
- Теперь ты чувствуешь то, что хотела почувствовать? – сказал мужчина хрипло прикусывая кожу на моем животе? – то влечение, которое ты хотела ощутить, ту страсть, что хотела испытать? Скажи, теперь ты меня боишься? Хочешь оттолкнуть? Может быть, хочешь отказаться прямо сейчас? Ммм?
- Это….чистая….манипуляция…. – каждое слово давалось с трудом – шантаж…нечестные методы….Ролан…
- Милая – мужчина зубами стягивал с меня пижамные шорты – а кто сказал, что я буду действовать честными методами? – он стянул шорты так, чтобы оголить лобок и прошелся по нему языком – я сдерживал свой огонь по отношению к тебе, это еще больнее, чем просто страдать от резонанса. Но раз тебе не хватает подтверждения того, что влечение сильное и взаимное….я дам тебе это подтверждение – его пальцы спускали шорты по моим ногам – только не обожгись потом, моя птичка.
Ролан развел мои ноги в стороны. Я поняла, что не буду сопротивляться, потому что то, что чувствовала сейчас, было мне знакомо. Тот самый огонь страсти, который я уже ощущала рядом со своими аль-турами. Язык мужчины прошелся по самой сердцевине, мокрой и зудящей.
Головой я еще осознавала, что делаю что-то необратимое. Что, подчиняясь резонансу, огню, который Ролан спустил с поводка, слабости, которую я чувствовала рядом с ним, я принимаю для себя решение, в котором я не уверена. Я замерла, прислушиваясь к себе. Ролан тоже замер, его пальцы на моих бедрах дрогнули. Аль-тур вздохнул и отстранился. Лег рядом и притянул мое тело к себе, положив на себя сверху так, чтобы наши лица оставались на одном уровне. Его глаза горели адским огнем, не привычным желто-оранжевым, а раскаленным, практически красным.