Огни Хякки Яко

Какая-то смутная догадка мелькнула на краю сознания. В памяти возникли видения, которые показали этим утром речные сущности. Странные слова матери, её слёзы и обещание, которое она взяла с О-Кин, чтобы та защищала Уми…

Четырнадцать лет назад Миори Хаяси сбежала из дома, не сказав никому ни слова. Четырнадцать писем лежало на столе перед Уми.

Слишком много странностей происходило вокруг в последние дни, чтобы счесть их все простым совпадением.

Тэцудзи вдруг встрепенулся и повернулся к раздвижным дверям.

– Кто-то идёт, – прошептал он.

Уми бросилась складывать письма, уже не особенно заботясь соблюдать тот порядок, в котором они изначально лежали. Хотя руки её чуть дрожали, в сердце с каждым мигом всё крепче становилась решимость.

Нужно прямо спросить отца о том, что происходит и как он во всём этом замешан. Письма станут хорошим подспорьем, чтобы доказать: Уми настроена серьёзно и ни за что не отступит.

Теперь уже и она слышала в коридоре знакомую тяжёлую поступь отца. Уми перевязала письма лентой и спрятала их в рукаве ровно в тот миг, когда с шорохом разъехались раздвижные двери.

– Так и знал, что застану тебя здесь. – Отец не улыбался, но в голосе его слышалась теплота.

Когда он опустился за низенький столик прямо напротив Уми, она с горечью отметила, что выглядел отец немногим лучше Ёсио. Те же следы бессонницы под усталыми, запавшими глазами, та же бледность, делавшие родное лицо совсем чужим и непривычным. Томоко говорила, что его ранили в балагане…

Но расспросить отца о самочувствии Уми не успела, он заговорил первым:

– Прости, что не смог поговорить с тобой раньше. Думаю, ты уже наслышана о том, что случилось. Со времён разборок с кланом Ямамото у нас не намечалось такого… веселья. А я уже, как выяснилось, стал слишком стар для всего этого.

Он устало поморщился и потёр виски, будто его одолевала головная боль. Лишь теперь Уми заметила повязку на его руке – и отсутствовавший мизинец, на месте которого на бинтах проступило буроватое пятно засохшей крови.

От неожиданной догадки Уми пробрала ледяная дрожь. Любое неповиновение клану могло смыться только кровью. А кровь главы Аосаки-кай была слишком ценна – ценна настолько, что лишь благодаря ей казнь предателя могли заменить изгнанием.

От отца не укрылась перемена в её настроении, но он поспешил спрятать покалеченную кисть в рукав и не произнёс ни слова. А Уми не знала, как подступиться к нему с вопросом, почему он это сделал.

Должно быть, и впрямь дорожил Ёсио как родным, раз согласился пойти на такое.

– Что теперь будет? – только и смогла прошептать она. Украденные письма будто жгли кожу. Уми с трудом сдерживалась, чтобы не пошевелить рукой – шорох бумаги мог выдать её раньше времени.

– Ничего хорошего, во всяком случае, пока, – хмыкнул отец. – Горожане в ярости. Клан Аосаки потерял два десятка убитыми. «Толстый тануки» едва не сгорел, и это только начало. До Обона нам удалось усмирить гнев людей: пока они провожают погибших в последний путь, им будет не до нас. Но потом они придут, и нам придётся держать ответ перед всем городом за то, что произошло в балагане.

– Но ведь это всё ведьма! – горячо воскликнула Уми. – Нужно рассказать им правду о том, что случилось: как она обрела власть над разумом людей и заставила сражаться против вас…

– Сначала её нужно поймать. – Отец отвёл взгляд, и девушке это не понравилось. Неужели одно лишь упоминание о госпоже Тё заставило отца так занервничать?

– Но нам и без того есть кого судить. Её помощник Араки крепко увяз во всём этом деле. И лишь то, что он в конечном итоге выступил на нашей стороне, помешало тайной полиции казнить его на месте.

Насмешливый и такой знакомый взгляд. Дорогое, расшитое журавлями хаори. И свист цепи, рассекающей мрак…

– Но его всё равно ждёт смерть, – пробормотала Уми.

– Да. Тайная полиция установила, что Рюити Араки оказался тем самым поджигателем святилищ, который не давал нам покоя.

– Где его держат?

Похоже, волнение в голосе дочери насторожило Итиро Хаяси, потому как он поднял на неё тяжёлый взгляд.

– Почему ты спрашиваешь?

Уми с трудом сглотнула вставший поперёк горла ком – и слова вдруг полились потоком, сдерживать который у неё больше не осталось сил.

– Я знаю его настоящее имя. Знаю, кто он такой. У дядюшки Окумуры я нашла семейный портрет, на котором он изображён вместе со своей покойной супругой и… сыном, Дзёей. Не думайте, что по прошествии стольких лет я его забыла. Он был очень дорог мне, и потому я сразу узнала его, как только увидела в балагане, – пускай он и представился другим именем.

Ни один мускул не дрогнул на лице отца. Лишь глаза стали темнее, чем Уми когда-либо доводилось видеть.

– А сегодня вдруг вернулась она, – неумолимо продолжала Уми, чувствуя, как глаза предательски защипало. – И вы позволили ей снова переступить порог этого дома. Сохранили её возвращение в тайне, словно не было этих четырнадцати лет. Словно вы уже забыли, что она предала нас!