Огни на дорогах четырех частей света

«Первое, что бросилось мне в глаза, – громадный букет, целый сноп сухих желтых цветов и по сторонам его, справа и слева, два чучела лебедей, широко распростерших крылья… В углу комнаты – массивный дубовый, с резными украшениями шкаф, и на нем – еще птичье чучело: громадный черный орел, повернув голову в профиль, глядит на лебедей…».

Сам художник со знаменитыми усами – с острыми, похожими на железные шипы концами, произвел впечатление странное: «Эти усы придавали лицу вид маски и всей фигуре какую-то сказочную неправдоподобность».

«Белая республика» – поэма в прозе про альпинизм и альпинистов, «граждан волшебного царства снежных вершин», «белой республики».

Там так легко и свободно дышится тем, кто умеет чувствовать и любить горы – снег, крутизну, пропасти и опаснейшую игру с ними – стремление ввысь на самую последнюю вершину.

Это влечение ввысь, как оказывается, свойственно не только людям, но даже некоторым животным.

Трогательна и забавна глава «Зизу, четвероногий альпинист», о кошке, подобно людям, одержимой страстью к альпинизму.

Невозможно говорить обо всем, что она увидела и запечатлела.

Но особенно хочется остановиться на отделе «Россия–СССР». Как все русские, которым судьба судила стать эмигрантами, затем принять иностранное подданство и долгие-долгие годы быть оторванными от своей родины, Елена Рубисова, попав в качестве интуристки в Россию, не может не чувствовать раздвоенности.

«Какой странное ощущение – точно спали с меня какие-то цепи, точно камень скатился с сердца… Родной язык! Какая власть дана ему над умом и сердцем!»

Сквозь новое и чуждое, сквозь незнакомое и враждебное, все-таки, наперекор всему, чувствуется тысячелетняя, все та же Святая Русь – русская история, русская культура, русское зодчество, русский гений, русская всепобеждающая вера и духовная одаренность русского человека.

Это – главное. Иное – как бы наносное. «Москва» все-таки не вид новой Красной площади с Ленинским мавзолеем, а памятник Минина и Пожарского. Знаменитый Загорск, где так же, как прежде, молятся у святынь русские люди, много значительнее доминирующей надо всем центральной башни университета.

А на берегах Невы – «Медный всадник», дворцы, соборы, Эрмитаж – на каждом шагу – Россия, делающая как будто нереально-призрачной всю современность.

Очень хорошо написан очерк «Письменный стол Паустовского», визит на квартиру покойного писателя в Москве, где всюду его книги, рукописи, любимые им предметы и портреты его близких друзей.

«Подсвечник не служит никакой утилитарной цели, в нем нет свечей. Но он красив, и К. Г. Паустовский любил красивые вещи. Дальше гусиное перо, воткнутое в пустую чернильницу, около портрета Юрия Олеши, долголетнего друга, которого К. Г. Паустовский очень любил и уважал как писателя и как человека. Рядом с Олешей две фотографии: Хемингуэй и Пастернак. На стене над столом еще фотографии: Чехов, Бунин и Блок…».

«Глаза», «Мерка масштаба», «Картина Гойи» и «Пруд» – во всех этих рассказах Елена Рубисова с большой остротой ощущает противоречия человеческого бытия и власть чего-то неведомого над ним – рока или благой высшей силы, того, чего мы не в силах еще уяснить себе и понять…

Художник в Лувре – он знает здесь все, он часто приходит, но его ведет под руку жена, он – слепой…

Какую «мерку масштаба» можно приложить к маленькому мирку кроликов, цыплят и утят на ферме?

Картина Гойи, поразительная по краскам и странному сюжету – все сосредоточено в блестящем глазу собаки, глядящей вверх, – что хотел сказать художник?

И, наконец, пруд и дети, которые любили этот пруд, представлявший для них целый фантастический мир, – но вот ушло детство!

Эту книгу с интересом прочтут многие, и каждый в ней найдет что-либо для себя2.

Индия

Бабурао

«Эти деревья когда-то были людьми. Возможно, они были гуру»3, – сказал Бабурао и вдруг замолчал, как бы испугавшись, что сказал слишком много.

Мы ехали по широкой дороге, обсаженной удивительными, невероятными деревьями. Таких деревьев, кажется, нет нигде кроме центральной Индии. В несколько обхватов толщины, в вышину они больше, чем вдвое превосходили обычные деревья юга. Необычайная красота была в их мощных, причудливо изогнутых, широко распростертых над дорогой ветвях. Но самое необыкновенное были их листья – густое, по-весеннему светло-зеленое, тончайшее кружево. Как могли эти стволы-гиганты, с их преувеличенной мощью, создать такие маленькие и такие нежные листья, вырезанные с таким несравненным изяществом? Они дрожали под налетевшим ветерком, и солнце зайчиками играло и переливалось в них. Какая-то величавая тайна чувствовалась в этих деревьях. И когда Бабурао сказал: «Они были гуру», – его слова как нельзя лучше передавали это ощущение.