Огни на Эльбе

Теперь по ее щекам текли слезы. Герде очень хотелось обнять ее, но хотя она и годилась Зильте в матери и знала ее двадцать лет, приличия этого не позволяли, поэтому она только ободряюще похлопала ее по руке.

– Напиши своей дочери, Зильта! Она ждет тебя.

* * *

Той ночью Зильта долго не могла уснуть. Она смотрела, как луна блуждает над Альстером, прислушивалась к дыханию мужа, который впервые в жизни показался ей чужим. Когда часы в холле пробили два, она тихонько встала, схватила халат и туфли и, выскользнув из комнаты, отправилась в кабинет Альфреда. Она не осмелилась зажечь лампу, но на помощь пришла луна, которая и здесь заливала комнату серебристым светом, проникая внутрь сквозь большие окна. Зильта бросилась к письменному столу и вскоре нашла то, что искала. На протяжении долгих лет совместной жизни она знала, что у Альфреда есть тайник, но у нее никогда не было причины туда заглянуть. Она всегда доверяла мужу. Но теперь все изменилось.

Дрожащей рукой она вытащила письма и без труда узнала почерк дочери. Всхлипывая, она торопливо сунула их в карман и осмотрелась в поисках карты города. Снова и снова она вслушивалась в тишину дома. Когда из камина раздался треск бревен, она вздрогнула.

Наконец, обнаружив то, что искала, она поднесла карту к окну и, проведя пальцем по улицам, – мимо вокзала в сторону гавани, – нашла нужный адрес. Она заучивала улицы наизусть, мысленно повторяя их снова и снова, бормоча под нос названия переулков, пока не убедилась, что точно знает дорогу. Затем она на цыпочках прошла в прихожую и достала из шкафа пальто. И вскоре она уже спешила вниз по темной подъездной дорожке, скрываясь в тени кустарника.

Это была звездная, тихая ночь. Прежде Зильта никогда не ходила одна в темноте. Если подумать, она вообще не была одна – без кучера, без сопровождения. И точно не в этой части города. Тихий и безлюдный, Гамбург казался ей чужим. Дыхание взмывало в ночное небо белыми облачками пара, каблуки цокали по булыжникам, пока камни не уступили место полузамерзшей грязи и слякоти, и туфли не начали вязнуть в нечистотах. Зильта накрыла голову шалью, низко опустив ее на лоб, руки спрятала в муфту – и все равно успела озябнуть. Но она выбрала верное направление, все указатели соответствовали тому, что она запомнила.

Зильта долго шла вперед, удаляясь все дальше от знакомых мест. Она никогда не была здесь раньше. Всякий раз, как она поднимала голову и видела нужное название улицы, ее охватывало краткое чувство триумфа. Но вот, собираясь в очередной раз свернуть, она вдруг остановилась. Указателя не было.

– Он должен быть здесь, – пробормотала она, оглядывая дома. Может быть, знак отвалился? Улица была темной и безлюдной. Только кошка мяукала, да из соседнего кабака доносились громкие крики. – Или мне нужен следующий? – Она осмотрелась по сторонам. – Нет, сюда, а потом налево, – пробормотала она и решительно зашагала дальше.

Из каналов доносился запах гнили, улицы становились все уже и уже, по водостокам, тихо булькая, струилась бурая жижа. Она все шла и шла – мимо танцевальных залов и подвальных пивнушек, мимо женщин, в игривых нарядах поджидавших клиентов, мимо нищих и бездомных, что рылись в мусоре. Она шла вперед с такой решимостью, словно только этим и занималась всю свою жизнь.

Надежда вновь обнять Лили влекла ее вперед, застилая глаза.

И Зильта не заметила опасность.

Когда она повернула к Валентинскампу, из темного переулка вынырнула фигура. А затем еще одна. Они следовали за Зильтой, как немые тени – замирали, когда она останавливалась, и шли, пока она шла.

С каждой секундой они сокращали расстояние, пока ни о чем не подозревавшая женщина, неуверенно озираясь, погружалась все глубже в темное сердце Гамбурга, надеясь отыскать свою дочь.

Глава 4

Лили колдовала над кипящим горшком.

– О нет! – простонала она, когда в нос ударил запах горелого. – Быть того не может! И откуда эти комочки? Я же делала все в точности, как сказала Альма!

Увидев, что и без того не самая удачная каша вдобавок ко всему пошла пузырями, она поспешно развернула лист бумаги, на котором был записан рецепт.

– Может, слишком сильный огонь? – пробормотала она, нагибаясь и открывая дверцу печи. Но стоило ей отвернуться, как в противоположном конце комнаты на плиту хлынула кипящая вода.

Девушка вскрикнула, сняла с себя фартук и, обернув его вокруг ладоней, сняла с плиты дымящийся горшок.

Внезапно по кухоньке разлетелись темные хлопья.

– Мой хлеб! – в ужасе вскричала Лили, внезапно осознав, что запах исходит вовсе не от каши, и бросилась к печи.

Но было поздно – ржаная буханка, на которую она потратила столько времени и сил, успела почернеть.

– Проклятье, – пробормотала Лили, бросаясь к окну, чтобы впустить в комнату немного свежего воздуха.

Отличная из нее получилась хозяйка, нечего сказать. Даже хлеб испечь не могла, ничего не испортив. Она ненадолго закрыла глаза.

– Все не так страшно, – успокаивала себя она.