Огни над волнами

Но в одном они оба оказались правы — нордлиги, являясь хорошими воинами, крепко попортили нам кровь. Могло быть еще хуже, но в какой-то момент нам здорово повезло, они почти одновременно лишились своего вождя и поддержки таинственных союзников. Сначала в одной из заварушек погиб тот самый конунг, который смог объединить вокруг себя разрозненные кланы Ледяных островов. Невероятно, но факт. Все дело было в том, что это у нас полководец на холме стоит и приказы раздает, а у нордлигов все по-честному — конунг-то ты конунг, но это всего лишь означает, что ты первый среди равных. Потому и рубился этот верзила-северянин на улицах какого-то замызганного поселения, у которого даже путного названия не было, наравне с остальными. Рубился, правда, здорово, семерых наших положил. Даже когда он один остался, потеряв всех своих воинов, и то к нему подобраться не могли, пока арбалетчики не подоспели и не истыкали болтами как ежа. Про то, чтобы его взять в плен, даже речь не шла, очень бойцы на него злы были. Изрубили в кровавую кашу и голову отсекли. Я потом ее видел, то еще зрелище. Этот конунг и после смерти вид лютый имел — рот оскален, глаза хоть и мертвые, но бешеные, и борода косичками заплетена. Жуть.

Кстати, мой нынешний господин, принц Айгон, велел эту голову забальзамировать и отцу отправить как свидетельство победы. Сразу-то никто не понял, что случилось, кого именно нам удалось убить. Ну да, воин был отменный, но мало ли у северян хороших бойцов? Но уже на следующий день до нас донеслись слухи, что у нордлигов начался серьезный раздрай внутри войска и что связано это с гибелью конунга Хравди. А тут как раз обнаружился пояс, расшитый золотом, знак высшей власти у жителей Ледяных островов, его прихватил один из наших вояк после того, как кончилась схватка. Ловко прихватил, со знанием дела, никто этого даже и не заметил. Хорошо еще, что он к маркитантке его отнес, а та догадалась эту штуку кому-то из людей Шеппарда показать. Тут-то все и встало на свои места.

Вслед за этим нордлигов оставили их загадочные союзники. Не знаю, связаны между собой эти события или нет, но произошло все именно так, нам про это рассказали два пленных северянина. Они были здорово злы на своих бывших соратников и отзывались о них исключительно нецензурно. Точно такие же слова были на языках у магов, следующих за войском. Сказать, что они опечалились, — это ничего не сказать. Им очень хотелось взять в плен хотя бы одного из чародеев, помогавших северянам. Но, увы, не получилось. Причем исчезли непонятные маги моментально и бесследно, даже сами северяне не поняли, как им это удалось. Вот они были — и вот их нет. И двух кораблей на пристани тоже нет.

В общем, уже в конце марта всем было ясно, что война выиграна. Ворон даже было заявил Шеппарду, что особой нужды в нашем присутствии больше нет, а потому не худо было бы нас отпустить, но, увы, ничего из этого не вышло. Командующий сказал: если отпустить одного мага с учениками, то и все остальные разбегутся, а это не дело. В результате они орали друг на друга минут тридцать и расстались далеко не друзьями. Потом, правда, помирились и целую ночь пили в шатре у Шеппарда.

Мне про это рассказала Рози, когда я ее навестил в один из последних мартовских вечеров. Наши девочки по-прежнему состояли при лекарском обозе, следующем за основным войском, и оттачивали свои целительские таланты на раненых, в которых не было недостатка.

При лекарском обозе теперь подъедался и Мартин, порядком попритихший. Как я понял, Ворон в последний момент успел вырвать его из рук королевских гвардейцев, которые готовили нашего забияку к повешению, и за дело. Он на самом деле прибился к развеселой компании разбойников, крепко набедокурил в Шлейцере и был схвачен вместе с ними. Как наставник сумел их уговорить, какие свои связи задействовал, какие обещания дал — неизвестно, но потом еще пару дней он ходил мрачнее тучи, а если и открывал рот, то только чтобы на кого-нибудь рявкнуть. С Мартином же он и вовсе не общался, и это последнего крайне тяготило. Он вообще не любил быть у кого-то в долгу, это все знали. А тут еще и по собственной дури… Девочки, которым перепадало от Ворона за его грехи, тоже были на него злы и без особой нужды к нему теперь не обращались.