Огни Новороссийска(Повести, рассказы, очерки)

— Остановитесь! — закричал я. И, употребив все свое красноречие, спас две роскошных косы, о которых потом на фронте было написано несколько хороших стихотворений.

…Сотрудники редакции рыли у палаток щели, когда над садом появились немецкие бомбардировщики. Их узнали по характерному звуку, тонким и длинным хвостам. Безобразно некрасивые, сотрясая воздух зловещим гулом, они проплыли вверху и безнаказанно развернулись над притихшим городом.

С огромной высоты один за другим семь самолетов пикировали вниз. От каждого отрывалось по три черных капли, сразу же исчезавшие в воздухе. Тотчас глухие взрывы потрясали землю.

— Малокалиберные бомбы, — говорит Гавриленко.

«Если это малокалиберные, то каковы крупнокалиберные?» — думаю я.

Из редакции в город ушел украинский писатель Павло Байдебура. У него было задание — пойти в госпиталь и написать там заметку. Редакционные девушки не без беспокойства проводили его.

Стучали зенитные пулеметы. Стреляли зенитные пушки. Вокруг вражеских самолетов вспыхивали маленькие облачка разрывов, будто раскрывались коробочки хлопка. Все гремело вокруг. Червивые яблоки падали с яблонь на землю.

— Где же наши соколики? — спрашивала Нина Зикеева, и слезы звенели в ее милом грудном голосе.

Сбросив бомбы, бомбардировщики возвращались, разрезая воздух гулом моторов. И вдруг из-за высоких деревьев, словно луч света, вырвалась стайка краснозвездных «ястребков».

Они смело бросились наперерез врагам, но бомбардировщики не уклонились от курса, готовые принять бой. «Ястребки» ринулись в атаку. Не нарушая строя, фашисты встретили их пушечным и пулеметным огнем. Видно было, как из пулеметов вырывалось пламя.

Советские летчики отвернули в сторону и попытались зайти бомбардировщикам в хвост, но и этот маневр не удался. И вдруг в небе появился двухкрылый самолет, светлый, как на картинке. Он один летел наперерез семерке врагов. Его встретили огнем. Но самолет приближался к головному фашистскому бомбардировщику. Расстояние между ними стремительно сокращалось. Флагманский бомбардировщик резко свернул вправо, в то же мгновение наш самолетик врезался ему в бок. Оба, большой и маленький, самолеты загорелись и комком пламени и черного дыма рухнули вниз. То был новый прием воздушного боя — таран, не применяемый ни одной армией мира. Впервые его испытал на немцах 26 августа 1914 года волжанин Петр Нестеров, потом повторил француз Пегу, а теперь снова возродили советские летчики.

Из огня и дыма вырвалась белая точка, и через минуту в воздухе повис белый парашют, а через мгновение еще два цветных.

Увлеченные плавным полетом парашютистов, мы и не заметили, что в воздухе произошла резкая перемена. Лишившись своего вожака, немецкие летчики растерялись, а наши загорелись жаждой подвига и с новой энергией накинулись на врагов.

Одна за другой на землю свалились, охваченные пламенем, две германские машины.

Бой кончился, и меня с Лифшицем послали на аэродром, находившийся невдалеке. Герой, сбивший головной бомбардировщик врага, был жив. Об этом сказал мне первый попавшийся на аэродроме красноармеец. Когда наш летчик спускался на парашюте, немецкий самолет спланировал к нему и, дав очередь из пулемета, прострелил ему ногу.

Я пошел к раненому. Он лежал в домике на походной койке, по пояс накрытый синей шинелью. Перевязку ему уже сделали, и вокруг него толпились товарищи. Я подошел ближе и, хотя начинало темнеть, узнал обожженное морозом и солнцем лицо человека, дравшегося под хмурыми облаками Финляндии. То был Иван Бондарь — летчик, недавно в вагоне читавший мне стихи Руставели в переводе Миколы Бажана и говоривший о мастерстве своего отца — рядового колхозника.

— Здравствуй, редактор, — сказал Бондарь, увидев меня, и, передохнув немного, спросил: — Ну, видел?

— Видел!

— Так вот, — старший лейтенант вытащил из полевой сумки миниатюрную фотографию, подал мне. — Знакомься… моя жена. Напиши ей то, что видел… — он помолчал немного. — Надо было подойти снизу и рубить пропеллером стабилизатор и руль поворота. Таким манером можно было спасти свою машину.

В углу комнаты заговорили по-немецки. Я посмотрел туда и увидел двух пленных немецких летчиков — рыжего и шатена. Рыжему было лет сорок, на груди его висел «железный крест» — черная фибра в серебряном ободке с роковой для фашистов цифрой «1941».

Пленные сидели на деревянной скамье, рядом с охранявшими их красноармейцами. Подъехал легковой автомобиль, и в комнату вошел командир стрелкового корпуса — генерал-майор Галанин. Все встали, кроме фашистов. Один из красноармейцев крикнул:

— Ты почему не приветствуешь советского генерала?! — и замахнулся на гитлеровца.

Второй фашист, хотя и не понимал русского языка, вскочил и отдал честь.

Генерал улыбнулся.

— Грубо, конечно, но получилось от души.

Рыжий летчик в погонах майора производил неприятное впечатление. Высокий, с огненной окладистой бородой — ни дать ни взять император крестоносцев Фридрих Барбаросса. Понимая, что плохая роль должна быть хорошо сыграна, он заявил:

— Скоро мы поставим вас на колени. Фюрер требует — в полтора-два месяца дойти до Урала.