Огни рампы. Мир «Огней рампы»

Ну, когда ты ни к чему не готов, то просто используешь имеющийся опыт. Поскольку я уже танцевала вместе с Эглевским в нескольких спектаклях, он сказал: “Сделай такое-то па из Баланчина, потом такое-то – из «Сильфиды» и из Фокина”. И вместе мы выстроили па-де-де, разговаривая друг с другом.

А Чаплин говорил: “Хорошо, хорошо, хорошо. Это просто чудесно”.

Так мы протанцевали целый час. Я сказала Андре: “Ему нравится то, что мы делаем, но, похоже, ему не нравлюсь я. Все, хватит, я устала. Поговори с ним и спроси, понравилась ли я ему. Если да – тогда хорошо, я буду танцевать. А если нет – то все, конец, прямо сейчас”.

Я тогда говорила более мягким тоном, чем сейчас, но он даже не поглядел на меня. У меня возникло такое чувство, что вместо меня мог танцевать кто угодно другой. Мне важно было, чтобы кто-то проявил ко мне интерес как к личности. Понимаете, с Андре они уже были знакомы. Андре уже получил заказ на эту работу, а для меня это был пробный просмотр.

Андре сказал: “Не волнуйся, просто одевайся”.

Насколько я поняла, он поговорил с мистером Чаплином и перевел ему мои слова, но мы так и не добились от него внятного ответа – “да” или “нет”. На следующее утро мы улетели.

В рабочем ежедневнике киностудии записано, что танцоры работали с Чаплином в течение всех трех дней, – так что остальное время, скорее всего, ушло на ознакомление с музыкой.

Несмотря на столь раннюю подготовку, балет снимался уже на позднем этапе, в самом конце съемочного периода в студии RKO-Pathé. Осталось очень мало данных о том, как шла подготовка к хореографической постановке: похоже, Чаплин просто полагался на изобретательность самих танцоров и их импровизаторские таланты. Действительно, в контракте Эглевского специально оговаривалось, что хореография “для конкретных номеров, которые вы исполните, будет стандартной программой, какую вы исполняли в предыдущих балетах”.

Он никогда сам не занимался хореографией, он ничего не знал о балете. Может быть, он действительно ставил себе в заслугу то, что предлагал делать нам. За танцы полностью ответственны мы вдвоем – Андре и я. А монтажом[66] занималась я одна. На монтаж ушло два или три часа. Он просто повторял: “Еще! Еще!”

Я уверена, что Чаплин разбирался в танце – он любил балет, хотя никогда не говорил о других танцорах, – но мы сейчас говорим о классическом балете. Я не знаю, бывал ли он когда-нибудь в балетных студиях, но он пользовался профессиональным жаргоном классического балета – все эти “плие” и тому подобное, – хотя иногда неправильно произносил слова.

Я танцевала с Баланчиным и Эштоном. Это такой язык, такая хореография и изобретательность, которые принадлежат всецело миру балета. Я не думаю, что у Чаплина имелся подобный опыт. Он был водевилистом, а многие водевилисты кое-что знают про танец, но не в его классической форме. Такой подготовки у него не было.[67]